Будь сейчас Поль тут, мы бы с ним говорили на эту тему. Он бы принес мне лекарство, а потом мы бы вместе читали из «Цинны» Корнеля, или что-нибудь из Расина, или его любимый трактат «Об общественном договоре» Руссо. «Человек рождается свободным, а между тем всюду он в оковах».
— Больше ничего не хотите добавить, ваше высочество?
Я откидываюсь на подушку и размышляю.
— Напиши, чтобы не волновался. Его сына мы вернем, даже если для этого понадобится уничтожить Австрию.
«Bondye Bon» — гаитянская пословица, в переводе означающая: «Бог милосерден».
Гаити
Прежде всего я вижу отсвет от жилья. Корабль входит в гавань Порт-о-Пренса, и я слежу, как над спящим городом занимается рассвет. Тринадцать лет и сорок семь дней — и вот я снова дома.
Капитан кричит, что корабль пришвартован, но я задерживаюсь возле трапа и смотрю, как над лесистыми холмами поднимается солнце, и, когда его лучи касаются дальнего края залива, беру свой кожаный саквояж и схожу на берег.
Все вокруг и знакомое, и чужое одновременно. Я узнаю запах костров на берегу и аромат запекающейся рыбы — не знаю, луциан это или горбыль. Даже густой туман выглядит как старый приятель. Какой-то извозчик по моей одежде догадывается, что мне понадобится повозка, и я оплачиваю дорогу до дома Моро.
— Прошу меня извинить, месье. — Он говорит со мной по-французски, это язык нашей страны, хоть она и избавилась от тирании. — Такого адреса я не знаю.
— Это была ферма, — говорю я, — сразу за городом. Фермер белый, хозяйка чернокожая…
Он чешет в затылке.
— Таких до войны много было… Теперь никого из них нет, — с сожалением констатирует он. — А вы с какой целью приехали? — Он оглядывает мой костюм и смеется. — На этом острове таких гаитян, как вы, немного.
— Я долго отсутствовал. Вот, теперь рассчитываю вернуться на фамильную ферму.
У извозчика на лице глубокое сочувствие.
— Надеюсь, вы понимаете, что в живых вряд ли кого застанете.
Я опускаю голову.
— Понимаю.
Он кивает.
— Дом, может, и сохранился, но кроме него, скорее всего, ничего не осталось.
Я забираюсь в повозку и смотрю, как просыпается город Порт-о-Пренс. Его почти сровняли с землей, и следы разрушения на каждом шагу. Но город постепенно отстраивается. На каждый сожженный дом приходится новенькая лавка. Улицы, разбитые во время войны, заново вымощены.
Мы проезжаем церковь, куда отец водил меня в школу, и здание суда, где маме была дарована свобода. Потом останавливаемся перед домом с белой табличкой на фасаде, и я высовываюсь в окно:
— Да вот же он!
Я расплачиваюсь со стариком и смахиваю слезы.