— Моя невеста, — наконец представляет он. — Мария-Луиза, это Йоахим Мюрат, неаполитанский король и муж Каролины.
Я наклоняю голову.
— Большая честь с вами познакомиться. — Как он может жить с такой женой, как Каролина?
— Это я должен гордиться таким знакомством, — отвечает Мюрат. На нем белый мундир с золотыми эполетами, и, если я правильно понимаю, ему стоило немалых усилий завить свои черные волосы в длинные, тугие локоны. При австрийском дворе его бы подняли на смех. Но с виду он вполне безобиден.
— А это моя падчерица Гортензия Бонапарт, королева Голландии.
Я опять склоняю голову.
— Ваше величество.
— Я буду при вас статс-дамой, — негромко говорит она, и я с ужасом понимаю, что мой муж приказал собственной падчерице — дочери Жозефины — прислуживать мне.
— О… — только и могу я выдохнуть, и все трое следят за мной, но продолжения не следует. Я не Меттерних и не умею маскировать свою оторопь красивыми словесами. Лесть и ложь даются мне с трудом.
Повисает молчание. Наполеон откашливается.
— Этого мгновения ждала вся Франция! — провозглашает он. — Дня, когда наследник Александра Македонского возьмет в жены габсбургскую принцессу. — Он протягивает руку и отодвигает парчовую занавеску. — Компьенский дворец.
Такого огромного дворца мне еще видеть не доводилось. Он парит над горизонтом подобно гигантской птице со стеклянными крыльями и каменным клювом. Даже под проливным дождем зрелище необыкновенно величественное.
— В Австрии ничего подобного нет, да?
Я смотрю на парящие в небе окна. Мне хочется солгать, но я говорю правду:
— Нет.
— Разумеется, нет. Такое сооружение повергло бы в трепет даже величайших австрийских правителей.
Какое высокомерие! Я бросаю взгляд на Гортензию: интересно, как она отнеслась к такому заявлению, но на ее лице застыла любезная улыбка.
— Это одна из официальных резиденций императора. Две другие — Фонтенбло и Версаль. Вы о них, конечно, наслышаны, — поясняет муж Каролины.
— Да.
Я поворачиваюсь к Наполеону.
— А где его величество бывает чаще всего?
Наполеон расплывается до ушей. Очевидно, что он получает удовольствие, когда к нему так обращаются.
— В Фонтенбло, — отвечает он. — Но большой разницы между тремя дворцами нет, вы скоро в этом убедитесь.
Времени расспрашивать уже нет — наша процессия остановилась в парадном дворе, и Наполеон уже натягивает перчатки.
— Ваша шляпа, — с раздражением замечает он, указывая на мою шляпку. — Она съехала набок.
Я поднимаю руку к меховой опушке шляпы и почти читаю его мысли: Жозефина никогда не вышла бы из экипажа, не проверив свой наряд.