Вопрос ненадолго повисает в воздухе.
— Он агитировал за твою кандидатуру, как и подобает послу. Они все наперебой сватали своих принцесс, — не вдаваясь в подробности, отвечает он, и теперь я вижу, в чем состоял замысел Меттерниха. Вот бы найти способ предупредить отца о его предательстве!
— Но князь Меттерних жаждал этого больше всех! — не отстаю я.
— Расскажи мне о своем отце, — просит Наполеон, игнорируя мой вопрос. — Как он правит страной?
— С тщанием, — отвечаю я. Но я полна решимости вернуться к разговору о Меттернихе. Просто надо дождаться подходящего момента. — Его финансы всегда в полном порядке. И раньше тоже всегда так было. — Пока не явился ты и не затребовал чудовищных репараций от нашей поверженной страны. — Дважды в неделю он выходит к своим подданным, что бы ни случилось. Для него нет ничего важнее.
Наполеон изучающе смотрит на меня.
— Следовательно, ты понимаешь, что значит править империей. Это бесконечный труд, бесконечные ожидания, церемонии, празднества, войны. — Взгляд его смягчается. — Если здесь, в Фонтенбло, ты будешь себя хорошо вести, тебе ни в чем не будет отказа.
У меня тут же мелькает мысль о Зиги.
— Полина мне сказала, ты хотела бы вернуть себе собаку, — говорит он.
Я поражена — и тем, что он будто прочел мои мысли, и тем, что Полина замолвила за меня словечко.
— Это… это было бы замечательно.
— Считай, что уже сделано. — Он встает и застегивает штаны. — Завтра будь готова к шести.
— Готова к чему? — не понимаю я. Я думала, торжества закончены.
— К свадебному путешествию. Мы едем в Голландию, — сообщает он. — Скажи камеристкам, пусть сложат твои теплые вещи. И обувь будет нужна удобная.
Он закрывает за собой дверь, большего мне знать не положено. Но разве это сейчас важно? Мне привезут Зиги!
Не успеваю я от радости броситься на кровать, как раздается стук в дверь. Это Гортензия.
— Пришла помочь вашему величеству собрать вещи, — говорит она.
Я делаю шаг в сторону, давая ей войти. На ней белое платье с бесстыдно низким декольте. Даже в моем пеньюаре приличнее показаться на публике.
Но ее серо-голубые глаза хранят невинное выражение, а каштановые волосы пышным ореолом обрамляют изящную головку. Мы с ней впервые наедине, и я теряюсь, не зная о чем говорить с голландской королевой.
— Значит, вы уже знаете про поездку в Голландию? — спрашиваю я.
— Об этом все знают, ваше величество. С нами едет половина двора. Выезжаем завтра в шесть. — И тихонько добавляет: — Он никогда не ездит в одиночку.
Мы сидим за моим письменным столом напротив друг друга. Я на семь лет моложе, но меня привезли во Францию занять место ее матери и родить императору ребенка, чего у Жозефины не получилось. У Гортензии есть все основания меня ненавидеть, но при внимательном взгляде на нее я убеждаюсь, что она чувствует себя совершенно комфортно, как будто нет ничего естественнее, чем сидеть рядом с женщиной, отнявшей корону у твоей матери.