— Дай на штоф, выпью, горе залью…
Мужик тоже поднялся со скамейки, обнял старика, и они вместе пошли в погребок.
Радищеву сразу стало горько от всего, что он услышал. Слова о поборах заставили его вспомнить распоряжение исправника, запретившего рубить лиственничный и сосновый лес на строительство деревянных домов. И ему стало ясно, что это всего-навсего проявление лихоимства киренского исправника, занимавшегося тёмными поборами с жителей Илимска, вымогавшего деньги у звероловов.
Какой же рачительный хозяин будет строить избу из берёзы, ели или ольхи — некрепкого, нестойкого от гниения дерева, тем более, что вокруг больше сосны и лиственницы, чем берёзы и ольхи?
«Ах, негодяй! Какая мерзость! Чего не придумают живоглоты, лишь бы только лихоимствовать».
Александр Николаевич возвратился домой с испорченным настроением. Елизавета Васильевна, заметив это, спросила:
— Какая-нибудь неприятность, Александр?
— Касалась бы меня, стерпел, а то последнюю шкуру с бедных дерут.
— Кто? — спросила Рубановская, не понимая, о ком говорит Радищев.
— Исправник киренский, тот, что приезжал тогда в Илимск. — И рассказал Елизавете Васильевне всё, что сам услышал.
— Не потерплю лихоимца, напишу письмо губернатору…
— И тебя же опять обвинят. Такой негодный человек, обязательно выкрутится.
— Не-ет, не выкрутится, ежели я за него возьмусь!..
— Только сегодня не надо, ради праздника, — попросила Рубановская.
— Сегодня как раз и надо написать. Моим праздником и будет, что лихоимца всё же накажут…
— Бог с тобой, — смирилась с ним Рубановская, — поступай, как знаешь.
Радищев в этот же день написал иркутскому генерал-губернатору Пилю письмо, в котором рассказал о взимании незаконного штрафа с илимцев за непринятие ими святых тайн и о распоряжении земского исправника не рубить для строительства деревянных изб листвяжный и сосновый лес.
Александр Николаевич не знал, что всё это исходило из канцелярии Иркутского наместника.
9
Елизавета Васильевна всё это время много ходила по улице, хорошо кушала, крепко спала. Рубановская чувствовала себя вполне бодро, лишь одышка выдавала её состояние.
Александр Николаевич не только часто гулял с Елизаветой Васильевной, но и старался как можно больше быть возле неё, пристально следить за ней, оберегая здоровье, предупреждал желания.
Иногда ей хотелось покушать чего-нибудь то кислого, то солёного, то слишком сладкого, то чего-то острого. Тогда все в доме принимались искать то одно, то другое, то третье и, если нужного не оказывалось в погребке или кладовой, Настасья, познакомившаяся с илимскими женщинами, бежала занимать у них солёный огурчик, кислую капусту, груздочки или беляночки, засоленные с укропом. Чаще всего она забегала к купчихе Прейн.