Затем она отправила гонца в Нормандию с письмом к Диане де Брезе, которой она восхищалась прошлым летом в Блуа, между тем как ее сын в это время никого не замечал, кроме Франциски. Герцогиня распространилась в письме, насколько она сочувствует несчастной участи графа Сен-Валлье, и выразила сожаление, что Диана обратилась с просьбой о ходатайстве к графине Шатобриан. По ее мнению, это было совершенно бесполезно, потому что графиня не помнит себя от счастья и вряд ли отнеслась с должным вниманием к этому делу. Диана поступит всего благоразумнее, если приедет в Фонтенбло, не сообщая об этом мужу; тогда герцогиня, выбрав удобную минуту, доставит ей аудиенцию у короля и выхлопочет помилование ее отца.
Граф Сен-Валлье не имел в глазах герцогини особенного значения, потому что не мог вредить ее интересам. Она готова была хлопотать о его помиловании, лишь бы главная цель была достигнута и красота Дианы произвела ожидаемое впечатление на короля.
Что могла противопоставить Франциска против всего этого, кроме своей безграничной любви и нравственных качеств? Не подлежит сомнению, что это самые могущественные орудия в руках женщины, когда она имеет дело с правильно организованной натурой. Но Франциск даже в любви подчинялся только капризам своей фантазии. Ему нравилось быть любимым, как и всякому другому человеку, но он был избалованный король и слишком приучил себя к неблагодарности, чтобы любовь Франциски могла произвести на него особенно сильное впечатление. Что же касается влияния, которое она могла оказать на него своими нравственными качествами, то и с этой стороны она была бессильна. По своему простодушию она не заметила намерения герцогини уронить ее во мнении короля и не приняла против этого никаких мер. Если она была расстроена и озабочена будущностью, то не встречала никакого участия со стороны своего возлюбленного, потому что он видел в этом неуместную заботливость о собственном счастье. Он требовал от нее полного бескорыстия, или вернее сказать, безличности и считал нарушением своих иллюзий, что избранная им женщина могла интересоваться чем-либо помимо него или имеет притязание на сочувствие или помощь с его стороны.
Из этого не следует, что король Франциск не был способен оказать какое-либо внимание предмету своей любви; напротив, подражая во всем средневековому рыцарству, он отличался крайней любезностью. Но он хотел, чтобы и в этом инициатива исключительно принадлежала ему, и глубоко возмущался, если на него заявляли какие-либо притязания; по воле своей фантазии он с удовольствием отдал бы корону, но приходил в дурное расположение духа, если должен был взять на себя малейшее нравственное обязательство.