Я заперся у себя в мастерской под предлогом работ, никого не принимал и, в то время как молодые собратья мои, художники, готовились восторженно приветствовать появление какой-нибудь великолепной вещи из-под моего резца, — я в четырех стенах безумствовал, как пойманный зверь в клетке, не находя ни выхода, ни силы воли, чтобы разом покончить с собой. Самые дикие желания овладевали мной порой: мне хотелось учинить заговор, поджечь что-нибудь, зарезать кого попало!
Я был близок к сумасшествию.
И вот однажды я откровенно излил душу в письме к моему благодетелю и учителю, г-ну Рицу-отцу. То был отчаянный вопль погибающего человека, и в ответ я получил твердое и ласковое слово участия. Он указывал мне на долг относительно сына, умолял не следовать примеру моего собственного отца, которого я не раз в былое время упрекал и осуждал за эгоизм. С отеческой строгостью укорял он меня в недостатке веры, в преступной бесхарактерности, говоря, что у всякого свой крест, что все человечество страдает, и я не смею воображать, что мои страдания исключительно невыносимы.
«Жалок тот человек, для которого любовь женщины — все! — заканчивал старик свое письмо. — Я был о вас лучшего мнения, считал вас выше обыкновенных пошляков. Как! Презренная женщина украла вашу волю, ваш гений, способность к труду, ум? Надеюсь, что вы на себя клевещете, дитя мое. Удержать вас от самоубийства я, конечно, не могу. Если все, что я сказал вам, не произведет на вас впечатления — умирайте. О сыне вашем я позабочусь, но за уважение его к вашей памяти не отвечаю. Однако, прежде чем вы решитесь на невероятный поступок — убить себя из-за измены гадкой женщины, — я потребую от вас услугу, если вы считаете, что я заслужил это. Снимите для меня копию с «Моисея» Микеланджело. Это мечта моей жизни — иметь копию с великолепного произведения моего любимого скульптора! Тут вам не потребуется вдохновения, которого, вы уверяете, что лишились. Немножко терпения и доброй воли — и вы осчастливите меня! Целую вас и надеюсь, что просьба моя будет исполнена!»
С каким трогательным лукавством добрый учитель заставлял меня отложить мысль о смерти! Сколько горячего участия и любви слышалось в его отеческих упреках и воззвании к моему долгу!
Я ответил немедленно:
«Люблю вас, как отца! «Моисей» будет у вас; принимаюсь за него, не откладывая».
Я горячо принялся за работу и, не отрываясь, трудился чисто механически в течение двух недель. Мысли мои начали проясняться: я приходил в себя. Неужели я спасен? Неужели я все забуду и сделаюсь нормальным человеком? Если это чудо совершится, как благодарить мне Бога?!