Только дядя проявлял к ней какой-то интерес. Он воспринимал племянницу как личность, имеющую право рассуждать, надеяться и принимать решения, а не просто как дополнительную обузу. На свой лад он даже любил ее.
Но Николас Торн проводил в офисе больше времени, чем дома, и они редко виделись. А когда он ушел на покой, Сара уже уехала учиться в Лондон.
Тетя Эмили, крупная, холеная, красивая женщина, сидела в гостиной с чашкой чая в руках.
— Какой сюрприз! — голос тетки прозвучал чуть резковато.
Сара вздохнула. Конечно, следовало предупредить о своем приезде, но ей было не до звонков.
Она уселась на софу, обитую тисненым бархатом, и сказала:
— Я собираюсь переночевать здесь и вернуться в Лондон завтра после ланча.
Сара говорила спокойно и уверенно, без тени просьбы в голосе. Этот был ее дом, и она имела полное право находиться здесь столько, сколько захочет.
Эмили на собственном примере учила племянницу никогда не терять чувства собственного достоинства. И Сара была ей за это благодарна. Но иногда девушке приходило в голову, что суровое самообладание, которое эта женщина носила, как броню, отчасти лишило ее человечности, а постоянное подавление глубоких эмоций превратило в машину, обученную хорошим манерам и чувству долга по отношению к семье.
И теперь, глядя на свою тетку, сдержанную, элегантную, в совершенстве владеющую собой, Сара решила, что, вероятно, была права, ублажая Эмили и подражая ей все эти годы. Ведь ее единственное путешествие в область эмоций окончилось катастрофой. Этого никогда больше не случится.
— Я позвоню, чтобы принесли чаю? — бесстрастно осведомилась Эмили. — Ты выглядишь усталой с дороги.
Да, подумала Сара, только дорога здесь ни при чем. Две бессонные ночи подряд и образ Дэвида Бартона, терзающий ее мысли, не способствовали бодрости духа.
— Спасибо, тетя, я не хочу чаю. Как дядя?
— Неплохо, насколько это возможно в его состоянии. Он волнуется из-за компании, а я пытаюсь убедить его, что Фил справится с делами.
Сара некоторое время поддерживала любезную светскую беседу, потом извинилась и отправилась искать дядю. Он сидел в библиотеке с семейным альбомом на коленях.
— Чем старше я становлюсь, тем чаще заглядываю в прошлое, — произнес Николас Торн вместо приветствия.
Сара не удивилась. Именно за такие замечания, полные человечности, она любила его больше, чем тетку и кузена Фила.
— Никто не сказал мне, что ты приезжаешь. — Он вопросительно взглянул на племянницу.
Она села, утонув в глубоком кресле.
— Никто и не знал, — это было внезапное решение.
— Ага.
У Николаса был озадаченный вид. Он не мог представить себе, что можно действовать спонтанно. Годы жизни с тетей Эмили сделали его очень осторожным, очень аккуратным, всегда застрахованным от случайностей.