Ну и весна-кудесница! Даже я поддался искушению поговорить с тобой на эти вечные темы.
Итак, жду тебя на Урал. Еще год назад мне некого было ждать, и вдруг я сказочно разбогател. Мы с тобой постранствуем по Уралу, который не может не понравиться тебе. А если пожалует и мама, то я совсем помолодею. Как бы написать ей поубедительнее, ума не приложу. Выручай, раз уж ты наш верный в е с т о в о й. Обнимаю вас обеих. «И сердце под рукой теперь больней и ближе…»
Твой отец».
— Ну, «юный следопыт», все ходишь по торному следу Блюхера? — утаивая улыбку, спросил Максим, едва его брательник по-свойски расположился за столом. — Не утомился еще?
— А ты не иронизируй. След-то вовсе и не торный.
— Завидую твоей энергии, Тарас.
— Ты лучше скажи мне, что было опять с сердцем?
— Это не с самим сердцем. Это стенокардия пыталась о к р у ж и т ь сердечко.
— Все одно.
— Нет, не одно. Из стенокардического о к р у ж е н и я еще можно выбраться, — шутливо, как всегда, говорил Максим по поводу своей болезни.
Тарас поглядывал на него с тайной тревогой, зная, что Максим не любит на полном серьезе и подолгу распространяться о всяких там недугах. «Ох уж эта сердечная недостаточность, — думал сейчас Тарас. — И странно, чем щедрее у человека сердце, тем острее испытывает оно эту хроническую недостаточность. Парадокс да и только».
— Ладно, хватит о моих болячках, — сказал Максим. — Что новенького у тебя?
Тарас охотно сообщил ему, что на днях будет открыт новый памятник на могиле пулеметчиков из Уральской партизанской армии. Не забыл упомянуть и о скором приезде сына Андрея Лусиса, вместе с которым он провоевал всю Отечественную.
— Доброе делаешь ты дело, — вполголоса заметил Максим.
— Не я, так нашелся бы кто-нибудь другой.
— Доброе, доброе дело… Тем паче прошло столько времени с тех пор… Я, признаюсь, решил поначалу: вряд ли, мол, что выйдет у моего Тараса. Да и само это занятие действительно для юных следопытов. Видишь, какие мы чрезмерно занятые люди, а на поверку — малость и забывчивые, с черствинкой.
— Напрасно ты, Максим.
— А ты не перебивай… Что я хотел сказать? Ах, вот что: если уж после гражданской войны, за эти полвека с лишним, мы так и не узнали поименно всех ее героев, то тем паче разыскания множества героических страниц войны Отечественной будут продолжаться, думаю, до конца столетия, да и в двадцать первом веке.
— До ухода из жизни последнего фронтовика.
— Не только. Вот ты же установил подлинное имя красного латышского стрелка, хотя сам принадлежишь совсем к другому поколению.
— Тут мне помогло счастливое стечение обстоятельств.