Вернувшись под вечер в управление треста, он неожиданно встретил в приемной Дворикова.
— Я к вам, Платон Ефремович, с трудовой книжкой.
— Проходите, — сказал он, подумав: «Мог бы подписать в отделе кадров. Значит, зашел проститься».
В трудовой книжке Дворикова было всего несколько записей о перемещениях по службе, зато весь раздел о поощрениях и награждениях плотно заполнен до отказа. Судя по этой книжице, Двориков отличался завидным постоянством, редким трудолюбием: может быть, они смягчили бы его вину в других обстоятельствах. Однако в данном случае, как ни оправдывайся, речь шла о дезертирстве, которое сам Двориков упорно называл «мальчишеским проступком».
— Куда вы теперь? — поинтересовался Платон.
Двориков встал, высокий, вылощенный, как и раньше. Если бы не бледность его лица и не отеки под глазами, он мог бы сойти за прежнего красавца мужчину, на которого невольно оглядывались женщины.
— Оставайтесь-ка у нас старшим прорабом.
— Нет, Платон Ефремович, я уж поищу где-нибудь свою «штрафную роту». Вы, помнится, говорили, что на фронте случалось, когда штрафники ходили в атаку плечом к плечу с гвардейцами…
Платон утвердительно качнул головой.
— Не поминайте лихом, — сказал Двориков и, помешкав, не смея первым подать Горскому руку, валкой, не свойственной ему походкой направился к выходу.
Платон проводил его горьким взглядом: после такой досрочной «смены», пожалуй, заново переоценишь все свое прошлое — год за годом.
По пути домой Платон вспомнил о Вике. Давненько ничего не пишет. Засиделась, наверное, над новой работой. Наука — эгоистическая особа, не дает пожить в свое удовольствие. А дочь у него с упрямцей, вся в матушку, — такая обязательно добьется своего. Но пока добивается, молодость пройдет совсем… Обещала писать и молчит второй месяц. Разве не понимает, что она единственная, кто связывает его с Ульяной? Сама Уля-Улюшка если и черкнет две-три строчки, то лишь в конце Викиного письма. Нет ничего на свете противоречивее женской натуры: чем дольше мучается, страдает женщина, тем на вид она решительнее и тверже. Надо зимой снова навестить Ульяну.
Ксения Андреевна, открыв дверь, тотчас упрекнула его прямо на пороге:
— Где ты пропадаешь дотемна? Ждала, ждала…
Она заметно приободрилась после отъезда Вики, однако нет-нет да и прорвется наружу тайное беспокойство. Боязнь потерять его укоренилась в ней и время от времени давала о себе знать вовсе уж беспричинно, Как сегодня. Тогда она по-девичьи смущалась и, взяв себя в руки, старалась выглядеть уравновешенной, рассудительной, зная, что Платону нравятся эти черты ее характера.