– Нет, Матвей, граждане они для нас с тобой и для Родении, а между собой… Вот это мы скоро и выясним.
Строй молчал, переваривая слова командира роты. Улыбка Вольдемара, может быть, и позволила бы воспринять их как шутку, но висевший над каждым приговор заставлял сомневаться в естественности той несерьёзности. Предоставленное право сдохнуть с честью не подразумевает жалости.
– Сотник Баргузин!
– Я! – откликнулся взлетевший по карьерной лестнице профессор.
– Ваша полусотня грузится первой. Командуйте.
Давным-давно, в незапамятные довоенные времена, Михасю довелось прочитать замечательную книгу «Об удовольствиях на море», вышедшую из-под пера не менее замечательного писателя Николаса Стужи, и она заставила совсем юного тогда Кочика мечтать о морской службе. Потом, конечно, желания потеряли остроту, впечатления потускнели, тем более родители настояли на поступлении в университет, но тогда… Тогда снились шторма и свист ветра в снастях, скрип мачт и удары волн в борта, неведомые земли и солёные брызги в лицо… Вот же дурак был!
Сейчас запертый в тесной вонючей коробке бывший лётчик, а ныне командир третьей полусотни в звании десятника, желал только одного – выбраться отсюда. Хоть куда! И пусть берег охраняют хоть сто тысяч пиктийцев, это не сможет помешать. Желают воспрепятствовать? Им же хуже!
– Гальюн свободен! – крик дежурного по отхожему месту гулко пронёсся по трюму, вызвав оживление и движение в длинной очереди.
Смех смехом, но единственный нужник на пятьсот человек (если с управлением считать) поневоле настраивал мысли на определённый лад, и посетить сей уединённый уголок хотелось вне всякой зависимости от желаний организма. Просто закрыть за собой дверку, накинуть крючок и остаться на целую минуту наедине с самим собой, отгородившись пусть тонкой, но всё же преградой от пропитанной запахом скрываемого страха массы. Это ли не счастье?
Всего минута на человека – задержавшихся ждали крупные неприятности. Командирам полагалось проходить вне очереди, но Михась так и не заметил никого, кто бы воспользовался этой привилегией. Со своими-то как раз понятно – старший сотник со своей жизнерадостностью попросту не обращает внимания на мелкие неудобства, Матвею Барабашу не позволяет гордость кадрового военного, а профессор Баргузин наверняка применил магию.
Кочик хихикнул, представляя, как на пиктийцев падает жёлтый дождь.
– А ты молодец, командир, не унываешь, – заметил помощник Михася, назначенный из числа осуждённых. – Давно воюешь?
– С лета начал.
– И до сих пор живой.
Уважительный взгляд заместителя, приговорённого к исправительно-искупительной службе за самовольный расстрел двадцати дезертиров, говорил о многом. Из встретивших войну с самого начала осталась едва ли пятая часть, и редко можно было встретить бойца с опытом хотя бы в три-четыре месяца. А этот ещё молодой, но уже хлебнувший сполна… Лет двадцать командиру полусотни, не больше? Полностью седая голова, холодный взгляд – с ним можно выжить.