Дракон фыркнул, как бы намекая, что одно другому ни за что не помешает, а в жадность наездника, наверняка сделавшего запас, он никогда не поверит.
– Держи, обжора! – мелькнувший язык смёл с ладони угощение, способное насытить разве что упомянутую комнатную собачку, и Ямато вздохнул, выпустив из ноздрей тонкие струйки дыма. – Не дави на жалость, как оседлают – дам ещё. И веди себя прилично!
Совсем не лишнее предупреждение – зверь не любит чужие руки и чуть ли не ежедневно калечит кого-нибудь из служителей. Ему весело, а выговор за порчу имущества драконьих казарм приходится получать Юлиусу. Шалопай, одним словом! А что будет, когда повзрослеет и войдёт в полную силу?
– Ямато, а ну выплюнь бяку! Сухариков больше не получишь!
Тот сделал вид, будто ничего такого и не собирался делать, а голова старшего драконюха случайно попала в пасть. Она же волосатая и невкусная… как ты мог подумать плохо, хозяин?
– Быстрее заканчивайте, – прикрикнул обер-кадет. – И где, Эрлих вас раздери, мой предполётный паёк?
– Уже здесь, благородный д`ор.
Камерун повернулся на голос и пренебрежительно скривился. И это называется пайком? Благой Вестник, да в трёх приведённых сопляках нет и половины потребной для патрулирования силы. А если бой?
– Издеваетесь?
– Другим и того не достаётся, д`ор! – сарджент из лишённых дара дворян, но держится с достоинством. – Тем более эти осуждены за кражу овса с конюшен бургомистра, и их можно использовать полностью.
Совсем другое дело! Юлиус осмотрел обездвиженных заклинанием мальчишек – немного помладше его самого, лет по двенадцать каждому, худые, бледные… Жизненная сила с лёгкой горчинкой голода и отчаяния. Последнее придаёт особый привкус, сравнимый разве что с остротой ненависти пленных роденийцев.
Весело забурлила кровь, а пробившееся в окошко солнце больно ударило по глазам. Где же ты, благословенный Вечный Туман столицы? Успокоиться… сейчас зрачки приспособятся к яркому свету.
– Ямато, вот тебе ещё сухарики! – Юлиус пнул обтянутые кожей скелеты. – Или без соли не будешь?
Зверь сыто отрыгнул и замотал головой, отказываясь от угощения. Это же не хлеб, и после мяса кости как-то не прельщают.
– Нет так нет, – обер-кадет по приставленной лесенке взобрался в седло и весело крикнул: – Открывайте ворота, ползуны несчастные!
Обслуга бросилась к тяжёлым створкам, и сквозь скрип плохо смазанных петель никто не услышал брошенное пожелание:
– Да чтоб вы сегодня сдохли, твари.
Никто не услышал… Какое дело волку до проклятий овец? Да и кто будет прислушиваться к бормотанию существ, лишь попущением Благого Вестника именуемых людьми… какие из черни люди?