После первой в голове приятно зашумело, по телу пробежала горячая волна, и древняя магия перестала казаться страшной. А после второй Матвей осмелел настолько, что протянул руку за маленькой ёмкостью:
– Это тоже можно пить?
– Угу, – кивнул Баргузин. – Только один раз в жизни – он же станет последним.
– Ой… – Барабаш спрятал руки за спину.
– Бубонную чуму знаешь?
– Какую?
– Ничего, скоро все узнают. Ты не представляешь, как надоело это чистоплюйство! И на слезинку ребёнка мне насрать! В конце-то концов, я легендарный злодей или мать Тереза?
– Хреновый из тебя злодей, Ерёма, – глубокомысленно заметил Матвей. – Добрый какой-то.
– И это пройдёт, как говорил один мой старый друг. И насчёт доброты мы ещё посмотрим! – пообещал профессор и спрятал склянку в карман. – Наливай.
Час спустя.
В окопах царило воодушевление. Эту атаку удалось отбить с минимальными потерями – всего пятеро погибших, зато пиктийцы оставили на поле боя не менее пятидесяти ополченцев и десятка полтора колдунов. Не выдержали тонкие аристократические натуры удара в спину, и хвалёные имперские маги позорно бежали, бросив раненых, но прихватив знамёна. Как же… людей у императрицы много!
– Не рано ли празднуешь победу? – старший сотник Медведик принюхался к исходившему от Барабаша запаху. – Что за дрянь ты пил?
– Мы и тебе оставили, – оправдывался Матвей. – Чудодейственное лекарство по фамильному рецепту профессора Баргузина. В лечебно-профилактических целях, да…
– Понятно. А сам он где опять пропадает?
– Пошёл лечить пленных настойкой какой-то чумы. Вроде бы бубонной. Или что-то в этом роде.
– Не знаю такую.
– Я тоже недавно про неё услышал. Ерёма говорит, что скоро все узнают.
– Добрый он у нас.
– Ага, есть немного.
Упомянутый профессор появился, как из-под земли, и строго кашлянул:
– Кто тут про меня гадости рассказывает? – а потом без всякого предисловия: – Слушай, Вольдемар, я твоей властью приказал пленных отпустить.
– И колдунов? – ахнул Медведик.
– Их в первую очередь.
В последующие дни десанту пришлось выдержать ещё несколько атак, но с каждым разом напор пиктийцев становился всё слабее и слабее – то ли силы колдунов подошли к пределу, то ли ещё какая тому причина. Матвей всё посматривал на мрачного профессора, явно чего-то ожидающего, но это что-то обманывало его ожидания – слишком уж чётко читалось разочарование на лице Еремея.
А если прислушаться, то можно услышать недовольное бурчание:
– Должно было сработать на следующий же день, а эти ещё воевали… Выдохлась, сволочь. Сам чуть не подох, добывая, а тут не действует… Вроде всё правильно делал.