— Очень рад, что не знал его.
Стэфани выпрямилась на стуле, как пораженная током, стала даже намного выше ростом, чем была, все вокруг нее засверкало непредвиденной опасностью. Она, как рыба скат, приготовилась поразить все вокруг себя электрическими разрядами необычайной силы:
— Что-о?!
— Я говорю…
— Что вы сказали?!
— Милая, моя очаровательная Стэфани, раз мы друзья, я имею право быть откровенным.
— Откровенным!
— Да, откровенным. То, что вы рассказали мне о вашем отце, убеждает меня в том…
— В чем?
— …несмотря на всю его родительскую нежность и трогательную заботливость, которые извиняют и прощают чрезвычайно развитую в вас черту эдипова комплекса.
— Какого комплекса?
— Эдипова. Эта ваша черта страшно утомительна. Как выразился бы доктор Фрейд, который был, видимо, страшной занудой, способным обездолить и вывести из равновесия самый высокопоставленный клуб в Сиднее.
— Мой отец?!
— Успокойтесь, дорогая Стэфани, я ведь с полной откровенностью как друг…
— Как вы смеете так говорить о моем отце!
— Я…
— Не смейте, вы — полное и беспредельное ничтожество!
— Стэфи, выбирайте выражения!
— Вы спрут, который только заглатывает пищу. Мой отец сделал сто пятьдесят миллионов, а вы за всю жизнь не сделали и тысячи! Вы…
Но Эндрюса Блэкфорда не остановили электрические разряды, которых только он мог не заметить, и он пошел дальше, как вода в открытый шлюз:
— Милое дитя, ваш отец не сделал ровным счетом ничего. Он только ухитрился на законном основании присвоить то, что сделали другие.
— Вы это знаете?
— Нет, я об этом не имею ни малейшего понятия.
— Так зачем вы это говорите?
— Но я знаю другое. Знаю, что он потерял три четвертых своего состояния на том, что очень отстал от жизни и скупал земли, поскупившись на геологические исследования, и они не принесли ему ожидаемых доходов, а только погубили его состояние. Можно ли впасть в такую идиотскую, примитивную ошибку. Надо быть последним дураком в бизнесе.
— Кем?!
— Простите! Такую непростительную ошибку не совершу даже я, хоть вы и считаете меня дураком, снобом, чревоугодником и еще кем-то.
— Кем же?
— Вам нужны еще мои уничижения?
— Разумеется.
— Для чего?
— Сейчас узнаете!
— И все же, я скажу, что намерен был сказать. Одним словом, Стэфания, мир ровным счетом ничего не потерял бы, если бы ваш отец вовсе не посетил сей мир. Он не облагородил его своим рождением. Вы умная женщина и сами это прекрасно понимаете, не правда ли?
Утомленный такой длинной речью, умной речью, искренностью, которую он себе редко позволял, Эндрюс Блэкфорд, занятый только своими чувствами, почти не наблюдал, что происходило со Стэфани. Услышав ее на этот раз резкий голос, он посмотрел в ее сторону и оторопел.