— И что?!
— А я уже не могу так работать, как раньше. У меня уже нет тех сил!
— И что?!
Прогони ее!
— И что?!
— Посмотри на меня и на себя — мы уже не молоды и мы уже не сможем как раньше содержать мастерскую!
— Эту?
— Конечно! Подумай!
— Ты считаешь, это мастерская?!
Рот у хозяйки открылся для возражения, и она на некоторое время забыла его закрыть — так и сидела, стараясь узнать в человеке напротив нее своего мужа. Потом тихо спросила:
— Что ты хочешь сказать, Джек?
— А то!
Она продолжала смотреть на него, но объяснений не было, и немногословие его пугало ее больше, чем резкие слова, которых она наслушалась за свою немудрящую, но такую понятную жизнь. Теперь, сегодня и в данную минуту, происходило нечто, что готово было изменить, разрушить все, повернуть куда-то в непонятную ей сторону, и она пыталась остановить это, оставить все на прежних местах. Остановить надвигающуюся катастрофу должен был ее муж, и она хотела убедить его в этом.
Для нее было неким чудом резкая перемена в муже от нежной ласки до резкой грубости — это не предвещало ничего хорошего.
— Джек, я хочу…
— Я уже знаю твое хотение!
— Джек, но…
— Замолчи!
— Не могу.
— Сможешь!
— Я твоя жена.
— Что ты за жена?
— Я?!
— Да, Клари, ты! Вечно ты лишаешь меня мужества!
— Чего?
— Что, чего?
— Чего я тебя лишаю?
— Мужества!
— Как?
— А так! Посмотри, кругом полно людей, которые шикарят и разбрасывают направо и налево деньги, полученные от банка.
— Из банка?
— Именно из банка. Они только и делают, что бегают в банк и обратно, да знай себе вкусно едят, надевают красивую одежду, покуривают дорогие сигары и пьют шампанское.
— Но, Джек…
— Вечно твое «но»!
— Мы не можем…
— Вот так всю жизнь!
— Я не…
— Всегда с твоим «я» стояло рядом «не».
— Работа…
— Работа, работа, работа! Я уже не знаю, где в этом подвале ты, а где машина. Мне надоело думать только о завтра, я хочу иметь жизнь сегодня!
— Джек, риск…
— Именно, — я хочу рискнуть. Я хочу сыграть в эту игру, которая называется бизнес!
— Бизнес не для таких людей, как мы.
— А я хочу сыграть!
Оба устали от тяжелой, изнурительной перепалки-единоборства или вернее, противоборства, потому что они боролись не только друг с другом, но еще и каждый сам с собой. Эти усилия вконец измотали их. Молчаливая напряженная пауза давала каждому из них слабую возможность найти аргументы для дальнейшей борьбы.
Борьба должна была вот-вот возобновиться с новой силой, но они уже где-то подспудно неосознанно чувствовали, что там, наверху, в данную минуту решается дальнейшая судьба их мастерской и их самих не ими, а этой женщиной-стихией, упавшей на них, как снег на голову, и они будут только исполнителями в ее руках.