«Работайте день и ночь, если потребуется, но добейтесь результата», — увещевал он молодых научных сотрудников и лаборантов.
Вскоре Гай уже лежал в глубоком наркозе на операционном столе. Хирурги вскрыли его брюшную полость и обнаружили, что рак уже неоперабелен, так как многочисленные новообразования покрыли желудок, селезенку, печень и кишечник больного. Они побоялись, что, отрезая образец от раковой ткани, они могут убить Гая, и поэтому, вопреки его желанию, зашили все обратно, не взяв образцов. Проснувшись после наркоза и узнав, что линии GeGe не суждено появиться на свет, он пришел в ярость. Раз уж раку суждено его убить, Гай хотел, чтобы это способствовало научному прогрессу.
Достаточно оправившись после операции, чтобы начать путешествовать, Гай принялся связываться с исследователями по всей стране, изучавшими рак. Он спрашивал, кто из них занимается раком поджелудочной железы и кто нуждается в пациенте для постановки экспериментов. Его засыпали ответами — от неизвестных ему ученых, от друзей и коллег.
На протяжении трех месяцев после операции и до самой смерти Гай ездил в Миннесоту в клинику Мэйо, где проходил недельные курсы лечения экспериментальным японским препаратом, после которых он чувствовал себя гораздо хуже. Его сын Джордж-младший, только что окончивший медицинскую школу, постоянно находился при отце и следил за тем, чтобы у него каждый день был свежевыглаженный костюм. После клиники Мэйо Джордж проводил несколько дней в Нью-Йорке, в Мемориальном раковом центре Слоан-Кеттеринг (MSKCC), где принимал участие в другом исследовании, а также проходил курс химиотерапии в больнице Хопкинса, в котором применялся препарат, еще не утвержденный в качестве средства для лечения людей.
При постановке диагноза Гай весил около 215 фунтов [97,61 кг] при росте шесть с половиной футов [198,12 см], однако теперь он быстро худел и слабел. Часто он скрючивался от болей в животе, у него постоянно возникала рвота, и вскоре в результате курсов лечения он оказался прикован к инвалидному креслу. Однако Гай по-прежнему появлялся в своей лаборатории и писал письма коллегам. Как-то раз незадолго до смерти он сказал своей бывшей лаборантке Мэри Кубичек, что она может наконец-то раскрыть имя Генриетты, если кто-то спросит, ибо с тех пор прошло уже столько лет. Тем не менее Мэри не открыла эту тайну ни одной живой душе.
Джордж Гай умер 8 ноября 1970 года.
Несколько месяцев спустя после смерти Гая Говард Джонс и несколько врачей из больницы Хопкинса — в их числе ведущий генетик Виктор МакКьюсик — решили отдать дань уважения научной карьере Гая и написать статью об истории линии клеток HeLa. Прежде чем приняться за статью, Джонс достал медицинскую карту Генриетты, чтобы освежить в памяти относящиеся к ее случаю детали. Увидев фотографии ее биопсии, он тут же понял, что врачи ошиблись в диагнозе опухоли. Для пущей уверенности он откопал исходный образец биопсии, который с 1951 года хранился на одной из полок.