— Цена для меня — не главное! Я готова заплатить любую сумму. Мне говорили, что он превосходный!
— Ну, в таком случае, если вы настаиваете…
И счастливая дама удалялась с кремом за сорок долларов.
Само собой, Мадам не избавилась от неприятностей и беспокойства навсегда. Едва новый салон приобрел популярность благодаря активной рекламе, на горизонте замаячили другие конкуренты, не менее опасные, чем Элизабет Арден, желавшие во что бы то ни стало отхватить от пирога кусок побольше. Один из них, Чарльз Ревсон, основатель фирмы «Revlon», обладал прескверными манерами и неукротимой жаждой власти. Мадам бесконечно презирала его и называла не иначе как «that man» или даже «that nail man»[9].
Его судьба напоминает судьбы многих потомков европейцев-иммигрантов, составляющих большинство населения Америки. Он родился в 1906 году в канадской провинции Квебек, в городе Монреале, хотя всегда утверждал, будто его родина — Бостон; с его точки зрения, это придавало ему блеск. Рос в Манчестере и Нью-Хэмпшире, куда вскоре после его рождения переехала вся семья, евреи с русскими, литовскими, австро-венгерскими и немецкими корнями.
Отец и мать работали на табачной фабрике, так что с трудом могли прокормить троих детей. Мать рано умерла, и тогда воспитанием мальчиков занялись дядья и тетки. По окончании средней школы Чарльз сразу устроился на работу. Сначала в магазин готовой одежды, затем — в небольшую косметическую фирму, где и обнаружились его таланты. Когда начальство отказалось повысить его в должности, он ушел оттуда, хлопнув дверью, в полной уверенности, что сможет наладить собственное дело. И действительно, хотя начальный капитал Чарльза составлял всего триста долларов, а компаньонами стали брат Мартин и приятель-химик Чарльз Лэчмен, молодой человек начал производить косметику в Нью-Йорке. В двадцать пять лет он добился бешеного успеха благодаря ярко-красной помаде и линии лаков для ногтей, покоривших покупательниц удивительной прочностью.
Секрет изготовления лака ему открыла, сама того не желая, Диана Вриланд. Приехав в Венецию по приглашению Катрин д’Эрланже, законодательница мод, в то время еще не ставшая главным редактором «Vogue», познакомилась с талантливыми молодыми художниками-декораторами, и один из них, Кристиан Берар, представил ей своего друга по фамилии Перейра, делавшего знаменитостям маникюр. Он выбрал эту профессию, повинуясь болезненному пристрастию: многие фетишисты поклоняются женским ножкам, а Перейра боготворил руки красавиц.
Он мог часами рассказывать о ручках миллионерши Барбары Хаттон, «самых прекрасных на свете». Работал он только золотыми инструментами, подаренными ему испанской королевой. И наносил лишь мгновенно сохнущий лак, делавший ногти твердыми, как алмаз. Кристиан Берар обожал наблюдать за тем, как он красит дамам ногти, вдохновенно накладывая мазки, будто великий живописец на полотно.