— Да не впадай ты в уныние из-за своего брака с Эстер! Далеко не все женщины столь ненадежны и лживы, как твоя бывшая жена.
— И слава богу. Хотя я с трудом назвал бы леди Холлис женщиной. На вид ей не больше двадцати одного.
— Пусть даже она молода, что с того? Эстер тоже был двадцать один год, когда ты на ней женился, не так ли?
— Совершенно верно, — последовал сухой ответ.
— И ты прекрасно знаешь, — продолжал гнуть свое Джаспер, — что совершенно не обязан жениться на этой девочке.
— О да, это-то я знаю. Даже слишком хорошо.
— Я о другом. Не суди о дочери по отцу. Может, сэр Клемент Холлис в самом деле аморальная личность, но Бриджит — в высшей степени порядочная девушка.
Джером холодно улыбнулся.
— Думаю, что для меня даже слишком порядочная. Я предпочитаю персики не столь… э-э-э… спелые. Тем не менее, если я снова встречусь с леди Бриджит Холлис, то вспомню твой совет. А теперь мне действительно пора. Завтра утром у меня важное совещание.
Бриджит загнала свой серебристый «астон мартин» в гараж и нахмурилась: место для машины отца пустовало. Ради всех святых, где его носит в воскресную полночь?!
Да, большинство субботних вечеров отец до утра засиживался за покером в компании своих приятелей — страстных любителей скачек. Потом, не заезжая домой, прямиком отправлялся на воскресную партию в гольф. Но вечер воскресенья, как правило, посвящал семье.
По-прежнему хмурясь, Бриджит подхватила сумочку и по лестнице поднялась на этаж, где располагались спальни. Увидев под дверью матери полоску света, она остановилась и тихонько постучалась.
— Мама? Ты не спишь?
— Нет, дорогая. Заходи.
Леди Карисса сидела на кровати, опираясь на гору подушек, с романом в одной руке и с надкусанной шоколадной конфетой — в другой. В свои пятьдесят лет мать Бриджит оставалась довольно привлекательной женщиной, тщательно следившей за кожей и волосами, но за последние пару лет ее фигура, некогда напоминавшая своими очертаниями песочные часы, расплылась куда больше, чем приличествовало возрасту. Леди Карисса постоянно сетовала на увеличивающуюся тучность, обвиняя в этом все, что угодно, — от раннего климакса до гормональной терапии, но только не свою страсть к сладкому.
— Мамочка, ты просто ужасная женщина, — простонала Бриджит, когда, подойдя, увидела рядом с кроватью большую коробку шоколадных конфет. — Ты же собиралась сесть на диету.
— Что я и сделаю, дорогая. Завтра. С понедельника как-то удобнее начинать новую жизнь, ты не находишь?
— Папы еще нет дома? — на всякий случай спросила Бриджит, присаживаясь на край огромного ложа матери.