— Мне кажется, Майк, что ты обо всем этом задумался сейчас впервые, — заметил Дональдсон.
— Ты, Пол, абсолютно прав.
— Вот и приехали, — сказал Уит Хофман.
— Хочу кое-что еще добавить, — сказал Слэттери.
— Что же именно? — спросил Дональдсон.
— Может, я вел себя глупо по отношению к Джо, но его уже нет. Но я не буду вести себя глупо по отношению к Эдит.
Дональдсон, чтобы встать с сиденья, взялся за петлю и на мгновение застыл.
— Похоже, у тебя для Эдит есть какие-то планы?
— Слишком рано говорить об этом, — сказал Слэттери. — А может, не рано?
— Поддерживай со мной связь, Майк. Я хотел бы знать, что тут у вас происходит. — Он похлопал Слэттери по колену. — Знаешь, из всех знакомых мне ирландцев ты самый занятный.
— Если это так, то зачем ограничиваться ирландцами? Хотя, пожалуй, все ирландцы настолько занятны, что остальные могут принимать нас только в весьма ограниченных дозах. Или по крайней мере так кажется.
— И еще ты высокомерный сукин сын, — сказал Дональдсон.
— Вот это уже больше похоже на правду. И тут мы с тобой на равных.
— Ну, понимаешь теперь, почему мне нравится этот парень? — сказал Дональдсон Хофману.
— Отлично понимаю, — ответил Хофман.
— Ладно, давайте прибережем остальные комплименты для покойного, — сказал Слэттери. — С моей распухшей головой и твоим пухлым задом из этой колесницы не так-то просто выбраться.
Они вышли из лимузина, и шофер обратился к Майку Слэттери:
— В какое время, сэр, мне за вами вернуться?
— Часа через полтора, — сказал Слэттери. — Нет, вот что, Эд: приезжай в четыре. Это будет в самый раз.
— Слушаюсь, сэр.
— Надеюсь, ты, Пол, заметил, что мы ехали в моей собственной машине, — сказал Слэттери. — Народ за эту нашу поездку не платит.
— Господин сенатор, ваша забота о нашей экономике воистину трогательна, — сказал Дональдсон. — Уит, ты ведь хорошо знаешь этот дом: если я сейчас же не опорожню свой мочевой пузырь, то осрамлюсь, как малое дитя.
— Тогда идемте к гаражу, там есть туалет, — сказал Хофман. — Майк?
— Со мной все в порядке. Встретимся в доме, — отозвался Майк Слэттери.
Майк Слэттери обладал одним важным достоинством: он умел вовремя уйти. Майк, разумеется, знал, что Полу Дональдсону было приятно с ним общаться. Но настало время разойтись, и Майк рад был, что Дональдсон нашел для этого предлог.
Дом семьи Чапин был единственным домом на улице Фредерик, к крыльцу которого вели три простые ступени из красного песчаника. У других домов, построенных в то же время, ступени в прошлом тоже были простыми, из песчаника, но, замусоленные людскими подошвами, они со временем обветшали и их заменили мраморными. На массивной парадной двери — толщиной четыре дюйма — красовалась медная табличка размером с игральную карту, на которой было выгравировано «Бенджамин Чапин». Годы полировки и чистки покрыли табличку патиной, и надпись на ней стала едва различимой. Табличка была прикручена на высоте шестидесяти восьми дюймов от основания двери, то есть на уровне глаз Бенджамина Чапина. Ровно посредине между табличкой и основанием двери виднелась почтовая щель с медной крышкой и надписью «Письма». (Ею уже давным-давно не пользовались, о чем прекрасно знали почтальоны, но она сбивала с толку временных работников почты, не знавших, что из-за сквозняков и залетавшего сквозь нее мусора почтовую щель навечно заколотили.) Над дверью располагалось веерообразное окно с вделанным в него номером 10. Внешнее стекло окна никогда не мыли — как говорила Эдит, «дело безнадежное», — но внутренняя его сторона была относительно чистой. Комплект дверной ручки и кнопки звонка был из фигурной бронзы, при этом кнопка звонка была копией фигурки на прежней «звонковой» ручке, и отлита эта кнопка была в те дни, когда «звонковую» ручку заменили электрическим звонком. Бронзовая фигурка этой ручки, прикрепленная к основанию из красного дерева, с вырезанной на нем датой установки электричества в доме Чапинов, теперь служила пресс-папье в кабинете Джо Чапина.