В. Карл Джонсон и его жена пока еще не взяли никаких жильцов. Должность Джонсона хорошо оплачивалась — девять тысяч долларов в год, — а так как Эми была весьма хорошенькой, особенно без очков, и ей было всего тридцать семь, Джонсонам пришлось бы проверить будущих жильцов самым что ни на есть тщательным образом. Не то что бы Эми боялась изнасилования, просто в городе Гиббсвилле, штат Пенсильвания, приличиям все еще предавалось такое серьезное значение, что жена заведующего школами должна была быть вне всяких подозрений, и потому мысли о физической близости Эми с жильцом не должны были никому даже прийти в голову. Идеальным жильцом для Джонсонов был бы, наверное, уродливый старик, но тут вставал вопрос о дочерях четы Джонсон: Карлотте было одиннадцать, Ингрид — девять, и обе были прехорошенькие, — а супруги Джонсон, опытные педагоги, были отлично осведомлены о происках старых маразматиков.
Покидая дом семьи Чапин, Эми Джонсон и не догадывалась, какой чести только что удостоилась. Пройдут дни, а то и недели, пока она по-настоящему осознает, что в городе Гиббсвилле некоторые женщины — да и мужчины — всю свою жизнь мечтали побывать в доме Чапинов, а ее пригласили в этот дом на трапезу в первый же год их проживания в Гиббсвилле. Шагая рядом с мужем, Эми взяла его под руку.
— Карл, а кто такой этот невысокий мужчина, который со всеми беседовал? Наверняка их родственник.
— Ее брат. Брат миссис Чапин, — сказал Карл Джонсон.
— А молодой человек? Это ее сын?
— Да, Джозеф Б. Чапин-младший, — сказал Карл.
— А дочь так и не спустилась вниз, или по крайней мере я ее не видела.
— Я удивился, что сама миссис Чапин спустилась вниз, — сказал Карл.
— О, она была само мужество, как мне показалось.
— Да, да.
— Там, наверное, было не меньше сотни людей, и она с каждым из них поговорила. Она даже помнила, как меня зовут.
— Не забывай: она знала почти всех, кто там собрался. Это мы были практически посторонними.
— Но в ее присутствии я не чувствовала себя посторонней. Она очень дружелюбная. И приятная.
— Особое искусство. Я это всегда говорил. Но я им, должно быть, не обладаю.
— Разве?
— В этой компании почетных носителей гроба я чувствовал себя неловко, хотя я ничуть не менее важное лицо, чем Дженкинс, Хукер или судья Уильямс. По крайней мере моя должность ничуть не менее важная. Я единственный в городе заведующий школами. Хукер не единственный здесь редактор газеты, и судья Уильямс не единственный в городе судья. И все же, когда один из них сказал мне что-то приятное, я почувствовал себя маленьким мальчиком, которого погладили по головке.