Аван удалился, хромая.
— Они только и делают, что тянут одеяло на себя.
— Угу, — сказал Альфонсо задумчиво.
— Поэтому-то и надо быть твердым. Иначе они возьмут верх.
Альфонсо поглядел на хижину и нахмурился.
— Скажи, тебе не кажется, что она как-то странно наклоняется?
— Наплевать. Это не архитектурный конкурс.
— Ну да, ты прав.
Они сделали еще несколько живительных глотков.
— Чего ему от меня нужно? Никакой самостоятельности, — вздохнул Кракюс, увидев Жаси, направляющегося к ним с огорченным видом.
— Итуа говорит, что ты велел плести крышу на земле и класть ее уже готовую, хотя обычно ее плетут прямо на месте. Это что, правда?
Кракюс подтвердил.
— Ты мог бы меня предупредить! Это все-таки меня тоже касается!
— События иногда требуют изменения стратегии.
— Мне надо было знать…
— Каждому своя роль. Иди давай, не ломай голову стратегическими решениями. Сконцентрируйся на своей задаче.
Жаси ушел недовольный и волоча ноги. Кракюс покачал головой.
— В наши дни нелегко найти целеустремленных людей.
— Смотри, смотри, кто идет, — сказал Альфонсо.
К ним шла Элианта.
— Может, она хочет сдаться?
— Может быть…
Она остановилась перед ними.
— Мы остановились, — сказала она.
Мужчины обменялись понимающими взглядами.
— Ты выходишь из игры, так?
— Нет, мы закончили.
В этот момент раздался громкий треск. Все вздрогнули и повернули головы: хижина Кракюса рухнула.
«Очнись и приди в себя. Проснувшись же и убедившись, что тебя тревожили только сны, ты вновь пробудись и смотри на все происходящее так же, как ты только что смотрел на сонные видения…»
Конечно, его душевное состояние было неуравновешенным, но сладких слов, что Марк Аврелий неустанно нашептывал ему, было недостаточно, чтобы прояснить его видение ситуации и вывести из лабиринта противоречивых чувств, переплетенных хуже, чем лианы, душившие дерево перед его окном.
Все его существо ненавидело этот народ и кричало о мщении. Но порой какая-то часть его существа испытывала вину за то, что он нарушил внутреннюю гармонию этих людей, ценность которой он понимал, в особенности потому, что сам неспособен был достигнуть ее.
Зеленая птичка села на ветку перед окном его хижины. Это зрелище оживило Сандро, вернуло к действительности, заставило поразиться красоте реального мира. На него внезапно нахлынуло переживание полноты бытия, одновременного ощущения всего, что он видит, слышит и чувствует, и его жизнь на краткий миг засияла яркими красками и обрела неожиданный вкус.
Но вскоре он вновь погрузился в свой далекий от реальности внутренний мир, где безраздельно царили слова, образы и эмоции.