— От пустых мечтаний, — сказал командир, — только животы болят. Два часа отдыхать. Потом пойдем к складу. По двое. Будем вести наблюдение.
И опять было тяжелое забытье. Снова Ивана несла, затягивала морская глыбь, и он рвался к поверхности, не мог дыхнуть. Говорят, есть счастливые люди, спят без сновидений. Ивану не везло: всегда он куда-то бежал, торопился или плыл, выбиваясь из сил, как теперь. И всегда пробуждение было тяжелым, хоть и счастливым: спасся. Воспоминания о сне скоро уходили, растворялись, а сонная тягомотина оставалась, душила предчувствиями.
После этого короткого сна, пока они с лейтенантом Симаковым опять переползали да перебегали от куста к кусту, от дерева к дереву, не покидало Ивана тяжелое ощущение, будто кто-то непрерывно следит за ним, выцеливает. Прошло это только к полудню, когда они лежали в кустах, наблюдая за шлагбаумом у проема в колючей проволоке, где двое часовых пропускали мимо себя надсадно гудящие машины. Днем за забором собак не было видно, но часовые на вышках сидели и днем, дергались от холода в открытых на все четыре стороны продуваемых будочках.
М-да, легко было генералу говорить: по возможности взорвать. Где она, эта возможность? Можно было, конечно, уйти — кто осудит? Да и карта с разведданными тоже кое-чего стоит. Но Иван знал: не уйдут они. Не такой лейтенант Симаков, чтобы уйти, не попытавшись проникнуть на территорию склада.
Так ничего и не придумал Иван и всю дорогу, пока они, уже в сумерках, отползали в глубь леса да опять перебегали от куста к кусту, все ругал себя за тугодумие. Одна была надежда, что у командира вызрел какой-нибудь план.
Но и командир оказался не сообразительнее — только руками развел, когда Иван спросил об этом.
Часа два сидели они в знакомой яме — месте сбора, — ждали Гладышева с Мостовым. Переговорили, перевспоминали все, что каждый видел. Достали запас — хлеб да банку тушенки, похватали без аппетита, запили из снежной лужи и снова принялись фантазировать, придумывать всякое — как добраться до ящиков со снарядами. Доползли бы — затаиваться умели, на то разведчики, — если бы не собаки.
— А проволок-то не видно, — сказал Иван. — Ну, к которым собак привязывают.
— Гладышев слышал же лай. Обязательно должны быть собаки. Немцы не дураки.
— Бывали и дураки.
— Бывали, — согласился Симаков. И выругался: — Черт возьми! Самого главного не знаем точно.
— Узнаем. Пойдем ночью к складу, услышим лай. Или не пойдем?
— Как же не идти?
Иван хотел напомнить, что приказа непременно взорвать склад, по сути, не было, а так, пожелание, но промолчал. Подумал о том, что все эти снаряды да бомбы приготовлены на головы братвы, что сидит сейчас в сырых окопах, на дома Севастополя, на женщин и детей. Хоть бы и вовсе не было приказа, а если есть пусть крохотная возможность, надо взрывать.