Бежать! Ведь он же как раз хотел бежать! И ему уже казалось, что бежит к лесу, про который загадал. Но он все стоял, не мог заставить себя шевельнуть ногами. И вдруг окатила горячая волна, и он побежал. Но все казалось ему, что бежит слишком медленно, что ноги не слушаются. Широко размахивал руками, но это мало помогало: было, как во сне, когда торопишься, задыхаешься и — ни с места.
Справа и слева замелькали деревья, и только тут, в лесу, он ощутил себя. Все в нем — в руках, в ногах, во всем теле — билось ликованием: жив, живой. Спасенный! И он бежал, перепрыгивая через кусты и яме, спотыкался, падал лицом в снег, в мокрую прошлогоднюю траву, вскакивал в опять бежал, задыхаясь, захлебываясь воздухом, становящимся все более сухим и колким.
Снова упал и тут понял, что уже не встанет. Сердце, казалось, готово было проломить грудную клетку, рвалось наружу. «Беги! — беззвучно кричал он сам себе. И уговаривал себя: — Немного… Отдышаться…»
Близко треснула ветка: кто-то ломился напрямую, догонял.
Снова он вскочил и побежал, хватая ртом воздух, который застревал в горле, не доходил до легких. И снова упал, запнувшись о коряжину, засучил ногами, торопясь подняться, и не мог подняться. Хотелось плакать, кричать в голос…
Тяжелый топот все ближе. Вот уж и дыхание слыхать, хриплое, запаленное. Кто-то упал рядом. И выматерился. По-русски. Все замерло в нем, прислушалось. Неужели по-русски? О, как это сладостно — по-русски!
— Ну, ты и бегаешь. Спортсмен, что ли?
— Н-нет.
— Еле догнал.
— Ты… кто?
— Потом разберемся. Вставай.
Перевернувшись, Преловский встал на корточки.
— Вставай. Уходить надо.
С трудом он поднялся и только тут разглядел стоявшего перед ним человека. Встрепанный, небритый, все на нем мокрое, комканное — шапка, телогрейка, ватные брюки, лохмотья маскхалата, — и только автомат, немецкий «шмайсер», новенький, необтертый, блестит вороненым стволом, затворной коробкой. И еще глаза увидел Преловский. Было в этих глазах, в складках лица, в усах вроде бы даже знакомое что-то, будто давным-давно встречались они и так же вот, в упор, смотрели друг на друга.
— Пошли, дыши чаще, не давай сердцу захлебнуться.
Обнявшись, они затрусили по лесу, и человек все говорил, редко выталкивая слова:
— Гляжу… ведет… Ну, гад!.. Выцелил… А ты бежать…
— Ты… кто? — так же о передыхами спросил Преловский.
— Разведчик.
— Я… где-то видел…
— И я узнал.
— Узнал?
Преловский снова рухнул на землю: колотье в груди стало невыносимым. Казалось, вот сейчас, сию минуту, грудь разорвется и все, что есть внутри, вырвется.