— Ну, ладно, — дрожащим голосом произнес допрашиваемый, — расскажу вам все, как было.
Румянец на его щеках стал ярко-красным, цвета спелого яблока.
— Работали мы в этом несчастном магазине с Казьминым и остались на пару минут в складе одни. А у Казьмина руки такие — за все ухватиться должен. Вот он в сейф и вцепился, ручку подергал и говорит: «Дураки, у них же замок сломан. А сами здесь, наверное, кучу денег хранят».
— Казьмин — ваш приятель?
— Да не особенно. Он больше с Артамоновым общается. Кстати, тот вчера как раз в карауле был.
— Но я вижу, вы тоже Казьмина неплохо знаете.
— Иногда словечком перекинемся.
— С деньгами у него в последнее время проблемы были?
Лагус отвел глаза. Видно было, что говорить ему неохота, а врать боится.
— Н-не знаю, — неуверенно произнес он.
— Врать не советую, — жестко сказал Субботин. — Это может для вас плохо кончиться.
Лагус набрал воздуха, потом запнулся, наконец выдавил:
— Все равно узнаете. Мне ребята рассказывали, что у Казьмина знакомые в городе имеются, у которых он или занял деньги, или проиграл им. А отдавать нечем.
«Ну, вот и ясно все, — подумал следователь. — Все стало на свои места». Он заполнил протокол допроса и положил перед Лагусом.
— Распишитесь внизу, — протянул ручку и добавил: — Сами понимаете, о нашем разговоре распространяться не стоит.
Лагус вздохнул и принялся внимательно изучать текст. Потом расписался, встал, козырнул.
— Разрешите идти?
— Разрешаю.
Когда Лагус был у двери, Субботин сказал:
— Подождите, еще один вопрос.
— Слушаю. — Солдат обернулся и принял строевую стойку.
— Как вы сами-то считаете, Казьмин мог совершить это преступление?
Лицо Лагуса перекосилось, будто ему только что вырвали зуб.
— Ну, говорите.
— Я думаю… — Лагус запнулся, — я думаю, мог.
Оставшись один, Субботин взял чистый лист бумаги.
Привычка письменно фиксировать все версий и мысли нередко помогала. Написал «Казьмин — преступник» и жирно подчеркнул. Если он совершил кражу, для этого должен был ночью выйти из казармы, встретиться с сообщником и иметь достаточно времени для совершения преступления. Выйти из казармы иначе как мимо дневального нельзя — тот же обязан никого не выпускать ночью. Конечно, это правило не всегда соблюдается солдат не будет силой держать своего сослуживца. Начнутся обиды, конфликты, можно и по физиономии получить. Поэтому Казьмина никто останавливать бы на стал и выйти из казармы он мог свободно. Субботин написал на листке:
«Дневальные или сослуживцы должны были видеть, как Казьмин выходил ночью».
Субботин поднял телефонную трубку и позвонил дежурному по полку. Велел ему найти наряд, дежуривший позавчера ночью в третьем батальоне. Через полчаса этот самый наряд в полном составе предстал перед следователем.