Нодаришвили был связным: передавал распоряжения, что-то перевозил по мелочам. Для переброски крупных партий валюты изобретают что-нибудь похитрей. Что-то вроде контейнера в бампере вездехода Никитина. Тот, кто убрал связного, по-видимому, опасался, что нечто, чрезвычайно важное, станет достоянием чужих глаз и ушей. Годилось и другое предположение. В среде преступников наметился раздор: обманывали друг друга эти подонки так же легко, как клялись в вечной верности. Но и в этом случае речь шла об обмане не рядовом, раз оно повлекло за собой убийство.
Чем больше я раздумывал над всем этим, тем больше мне не нравился один нюанс. Даже не факт. Тональность. Об исчезновении Нодаришвили преступники знали, это подтверждено. Но почему-то особого беспокойства в их стане это не вызвало. Первый признак такого беспокойства — мгновенное прекращение всех дел: залечь на дно, выждать, определить, откуда дует ветер. В данном случае уже через несколько дней из Москвы на Кавказ была отправлена «посылка». Оставалось предположить, что ликвидация связного предопределялась заранее. Но если так, почему это не было сделано на месте? Почему ему позволили выехать в Москву — мало ли что могло случиться по дороге?
Ясности не было никакой. Схематично меж тем все выглядело складно, и у меня снова возникло чувство, что кто-то исподволь направляет наши действия. Всякий раз, когда события выходят из-под контроля, кажется, что их контролирует кто-то другой, тут уж ничего с собой на поделать. Стоило следствию забуксовать, как появился Никитин с его контейнером. Провалилась операция а контейнером — тут же всплывает личность Зазроева, затем возникает этот самый Нодаришвили. И что же? Зазроев исчез, Нодаришвили убит. По мере того как появляются новые подробности и возникают новые имена, мы все больше и больше вязнем в лабиринте. В лабиринте, из которого, возможно, вообще нет выхода.
22
Стремительный ТУ-154 с точностью часового механизма доставляет меня в Свердловск, а его старший по возрасту собрат, трудяга АН-второй, препровождает дальше на северо-восток. Полтора часа в кабине тряского армейского вездехода — и вот я уже в лагере, где отбывает срок заключения некий гражданин Миносьян. Вся дорога от Москвы заняла семь часов. Вчера, испросив выходной, ровно столько же я добирался в Муром, проведать мать…
О моем приезде предупреждены. После недолгой беседы с начальником лагеря меня проводят в комнату для свиданий. Сажусь за стол, достаю из портфеля несколько листов бумаги, вынимаю из кармана авторучку и жду.