Никто нам, собственно, и не мешал, но моему собеседнику очень хочется подчеркнуть, сколь большое значение придает он моему визиту. Красивый холеный мужчина. На нем безукоризненный костюм. Его галстук изготовлен в Брюсселе, запонки — в Лондоне, а одеколон, которым обрызганы седеющие виски, — в Париже. Он курит сигареты «Джон Плайерс». Со стен его с дорогим вкусом декорированного кабинета призывно глазеют глянцевые календарные красотки. Словом, если вы не последний болван, сразу поймете, что находитесь в кабинете значительного лица.
— Вы сказали, что интересуетесь Никитиным, — напоминает директор. — Простите, с какой стороны?
Незамысловатый, но в то же время почтительный прием определить, откуда дует ветер.
— С разных, — говорю я.
Соображай-ка ты, приятель, сам.
— Понятно, — говорит директор, хотя я и сомневаюсь, что ему что-нибудь понятно. — Ну, что сказать о Никитине?.. Работает у нас двенадцать лет. Последние семь обслуживает международные линии: Берлин, Гамбург, Варшава, Вена, Париж, Брюссель… В Европу вышли! Да… И знаете, не только железнодорожному — воздушному транспорту даем форы. Вот так-то! Самолет надо погрузить-разгрузить, а мы, можно сказать, от отправителя — прямо к заказчику!.. — В этом месте он спохватывается, что перед ним не автор будущей восторженной статьи в центральной прессе, и без паузы возвращается к интересующей меня теме. — Большой мастер своего дела! Водитель экстра-класса! Между прочим, мастер спорта по мотоциклетным гонкам. Дважды представлял наш коллектив на всесоюзных соревнованиях, оба раза возвращался с призами. С товарищами по работе тактичен, вежлив, в быту скромен.
Тактичный и скромный победитель гонок по пересеченной местности. Почти как в нашем случае. Убедившись, что сведения, которыми располагает директор, иссякли, уточняю:
— Меня интересуют заграничные поездки Никитина. Насколько я знаю, он за эти семь лет ни в каких нарушениях или злоупотреблениях замечен не был?
— Да вы его личное дело посмотрите! — Директор давит в хрустальной пепельнице до половины выкуренную сигарету и подвигает мне заблаговременно доставленную из отдела кадров папку с личным делом Никитина. (Опоздал, я уже смотрел). — Благодарность… Благодарность… Премия! Мы у себя кого попало не держим!
— Прямо не человек, а памятник, — замечаю я.
— А что? Что-нибудь не так? — тревожится директор. — вы скажите, мы примем меры.
Стандартная реакция. Барельеф уже изготовлен; у дома, где проживает наш герой, назначен торжественный митинг, и оркестр уже не раз репетировал туш. Но если вдруг что-нибудь не так…