— Никаких мер вы, Сергей Егорович, принимать не будете, — строго говорю я. — Пусть Никитин работает, как работал. Это первая просьба. Теперь вторая! О нашем с вами разговоре никто не должен знать. Ни один человек, понимаете? Прежде всего сам Никитин.
Мой визави отвечает сосредоточенным кивком. Вот теперь он, кажется, понимает…
— А сейчас скажите, где он был в последних числах августа?
— Сейчас посмотрим.
Директор с готовностью лезет в стол, достает кожаную папку и сверяется с имеющимися в ней записями.
— Двадцать восьмого августа машина Никитина пришла из Софии, — докладывает он. — Груз — консервы. Три дня отгулов… Первого сентября они ушли на Дрезден. Это была его последняя поездка перед отпуском.
— О том, что Никитин будет делать после отпуска, вам, вероятно, тоже известно?
— Разумеется… Вот! — Хозяин кабинета находит нужное место в своих бумагах. — Седьмого октября он возвращается на работу, а восьмого уходит на Копенгаген.
Немаловажная подробность, возможно решающая. Впрочем, меня интересует еще кое-что.
— Скажите, — говорю я, — есть на автобазе человек, который знает Никитина, ну, скажем так, ближе, чем вы?
Директор пододвигает мне круглую черную коробку с золотым тиснением. Я отказываюсь — его сигареты для меня слишком слабы.
— Счастливчик, — улыбается он. — А у меня, знаете ли, на наши духу не хватает. — Он закуривает и с удовольствием затягивается. Волнение его почти прошло. — Говорите, кто знает? Вот тут вам повезло. Полгода назад ушел на пенсию Лефтий Андрей Платонович, бывший напарник Никитина — ездили они вместе, если память не изменяет, лет пять. Опытный водитель, прекрасный человек, но — возраст! И вот совсем недавно Лефтий не выдержал, вернулся — дома сидеть не может. Мы его, естественно, встретили с распростертыми объятиями. Механиком он сейчас в гараже. Пригласить?
— Не надо. Схожу к нему сам.
— Тогда я провожу, — радушно предлагает директор.
— Благодарю вас.
В подобного рода контакты я привык вступать без посредников.
Иду на территорию базы и без труда нахожу ремонтный участок. Справляюсь о Лефтии у какого-то расторопного малого лет семнадцати, одетого в комбинезон номера на два больше и сверх всякой меры вымазанного в тавоте.
— Дядь Андрей, тебя! — кличет паренек.
Из гаража появляется пожилой человек крепкого телосложения. Его волосы девственно белы, как первая пороша, а глаза лучатся добротой: такой никогда не направит свою силу, куда не след.
— Вы меня спрашивали? — обращается он ко мне, протягивает руку и называет себя: — Лефтий Андрей Платонович.
Жму руку, ощутив исходящее от нее тепло.