- Не ты, сынок. Я разговариваю с ним, - кузен указал своим мечом на меня.
Я бросил щит и пошел в сторону кузена.
- Что ж, - заявил я, - кажется, у каждого из нас есть определенные трудности. Может, устроим драку? Только ты и я? По закону ореховых прутьев?
- Дерись с ним! - призвал мой дядя.
- Отпусти мою жену и сына, - произнес кузен, - и можешь уходить с миром.
Я сделал вид, что это обдумываю, а потом покачал головой.
- Мне нужно больше. А разве ты не хочешь получить обратно своего отца?
- И его, конечно.
- Ты дашь мне одну вещь, - сказал я, - позволишь безопасно уйти, а я взамен должен дать тебе три? Это неразумно, кузен.
- Чего ты хочешь?
- Беббанбург, - заявил я, - потому что он мой.
- Он не твой! - рявкнул дядя. Я повернулся в его сторону. Теперь он был старым и согбенным, его смуглое лицо покрывали глубокие морщины, но глаза были по-прежнему проницательны. Его темные волосы побелели, прямые пряди падали на плечи.
На нем были богатые одежды с вышивкой и тяжелый подбитый мехом плащ. Когда мой отец уехал на войну, чтобы умереть у Эофервика, Элфрик поклялся на гребне святого Кутберта, что отдаст мне крепость, когда я вырасту, но вместо этого попытался меня убить.
Он пытался выкупить меня у Рагнара, того человека, что вырастил меня, а потом заплатил, чтобы меня продали в рабство, и я ненавидел его больше, чем какое-либо создание на земле.
Он был помолвлен с моей возлюбленной Гизелой, хотя я увел ее задолго до того, как он смог забраться в ее постель. Это была маленькая победа, а теперь будет большая.
Он был моим пленником, хотя ничто в его поведении не выдавало, что он считает так же. Он с презрением уставился на меня.
- Беббанбург не твой, - заявил он.
- Он мой по праву рождения, - сказал я.
- По праву рождения, - он сплюнул. - Беббанбург принадлежит тому, кто достаточно силен, чтобы его удерживать, а не какому-то глупцу, размахивающему записью на пергаменте. Твой отец хотел бы того же!
Он довольно часто говорил мне, что ты просто безответственный полудурок. Он хотел, чтобы Беббанбург отошел твоему старшему брату, а не тебе! Но теперь он мой, и однажды будет принадлежать моему сыну.
Я хотел бы прибить лживого ублюдка, но он был старым и хрупким. Старым, хрупким и ядовитым, как гадюка.
- Миледи Ингульфрид, - обратился я к Осферту, - промокла и замерзла. Дай ей плащ моего дяди.
Если Ингульфрид и была благодарна, она этого не показала. Она довольно охотно приняла плащ и натянула тяжелый меховой воротник вокруг шеи. Она дрожала, но взирала на меня с отвращением.
Я снова посмотрел на своего кузена, ее мужа.