Строго говоря, боевая алхимия — не более, чем вымысел сказителей. Самый слабый из гремучих фиалов стоит, как хорошая лошадь, а урона наносит едва ли больше среднего лучника — куда дешевле нанять мага. У него и дальность больше, и площадь поражения солиднее. Маг, конечно, тоже за свои услуги сдерет три шкуры, но цены устанавливает гильдия, а там уж покупателю решать, раскошелиться на серьезную огневую (водяную, растительную, или какую еще) поддержку, или обойтись старой доброй гномской баллистой. При этом тот же "Золотой саван" при хорошей подпитке накрывает площадь в триста шагов диаметром, а самая сильная смесь, в фиале размером с кулак, — едва ли в треть от этого. Это, если рассматривать удары по площадям, а уж в точечном поражении целей алхимия проигрывала по всем статьям. В меня пальцем прошу не тыкать: личное присутствие алхимика на поле боя — явление единичное. Дистанция боя напрямую зависит от силы броска, приходится все время маневрировать, чтобы не получить стрелу в глаз, и при этом стараться не вляпаться в какую-нибудь собственноручно пролитую дрянь. Редкая голова содержит в себе столько знаний, сколько моя, и подставлять ее под удары топоров, мечей и секир довольно глупо.
Метнув в голову одного из лучников грубо обожженный комок глины и полюбовавшись, как Роккот изящно, будто смахивая с плеча пылинку, отправляет в нокаут второго, я окончательно утвердился в мысли, что попал в засаду дилетантов. Им бы белок бить, а не людей. Я огляделся: запутавшийся в моей веревке разбойник уже прекратил дрыгать ногами и шевеления в округе больше не наблюдалось.
— Так. А где еще один?
Тело твое, душу твою, разум твой и судьбу принимаю. Будь частью меня, будь мной, будь стенами этого храма, и его вратами.
Кодекс. Том 41. Тем-о-реи.
Я бежал через лес так быстро, будто за мной гналась сама Тьма. Собственно, она за мной и гналась. Не то, чтобы моя скромная персона могла заинтересовать столь серьезную даму, но Тьма стремилась к центру котлована, поросшего исполинскими соснами, а я оказался у нее на пути. До этого дня я представлял себе Тьму лишь умозрительно, и истинная ее мощь ошеломила меня настолько, что я прыгал с корня на корень, не чуя ног и не помня себя от ужаса. Собственное тело казалось мне практически невесомым, путь лежал под уклон, в ушах звенело, и когда передо мной внезапно возник обрыв, я едва не прыгнул вниз. Лишь в последний миг, уцепившись за торчащее на самом краю чахлое деревце, я опомнился и посмотрел назад. Там ходуном ходили верхушки сосен, стоял треск и стон. Свинцовые тучи, сминаемые по краям непроницаемой стеной и прожигаемые в центре ярким лучом, бившим со дна котлована, бугрились и вспыхивали, будто наэлектризованный бублик. Я посмотрел вниз. Обрыв был не отвесным: из склона тут и там торчали корни деревьев и кусты. Будь у меня больше времени, я мог бы без труда спуститься вниз. Вот только времени не было: треск раздавался все ближе. Не давая себе времени передумать, я прыгнул вниз. Скользя, цепляясь, ударяясь и уворачиваясь, я достиг подножия обрыва так внезапно, что не устоял на ногах.