И мы втроем запели. Потом Бернес лично прокатывал новинку. Лукаво подмигивая мне, произносил зачин по-своему. Смаковал, меняя тональность. Обрывал сам себя и начинал по новой.
Немногословный Мокроусов кратко подвел итоги:
— Ну что ж… По-моему, с каждого из нас причитается полкило хорошего коньяку.
— Сообразим, дорогой! — воскликнул Марк. — Только не сейчас — я за баранкой. И, чтобы не сглазить, — сразу же после записи!
Когда мы ехали с Котельнической, Марк, лихо управляя машиной, продолжал петь, запоминая слова. Мелодию он усвоил с ходу.
— Сейчас дома поработаю с магнитофоном. Послушаю, как звучит со стороны, — говорил он, предвкушая удовольствие.
Можно было представить себе, как он сейчас на Садовой будет гонять пленку — сам себе режиссер, — уже заранее ощущая и аранжировку, и аккомпанемент.
* * *
…А на студеном рубеже того же года, в декабре, Ив и Симона прибыли в Москву. Встречали их восторженно. Нет, не было того массового психоза, который бушует сейчас во время прилета Майкла Джексона или Арнольда Шварценеггера. Монтан не пел на стадионах. Не только из-за зимней погоды. Его искусству, отнюдь не камерному, все же требовалось более близкое общение.
Тогдашние цены на билеты, конечно, не сравнить с нынешними, сумасшедшими. Но и очень доступными они не были. Однако залы ломились от аншлагов. И ряды заполнялись людьми далеко не зажиточными.
Появилась даже пародия: «Когда поет в Москве Монтан, опустошается студенческий карман. И сокращаются расходы на питанье, когда поет в Москве Монтан».
И правда, на подступах к месту концерта за лишним билетиком охотились парни и девушки, явно не имевшие лишних денег.
Однако надо отдать должное гостю. Он выступал и безвозмездно — в актовом зале института, во Дворце культуры, в клубе ремесленного училища, в Доме актера. И везде уже через несколько минут он становился своим человеком. Симона обязательно помогала ему в этом. Тут стоит напомнить, что сама поездка к нам далась им нелегко. Времена были смутные. После февральской «оттепели» в конце того же пятьдесят шестого похолодало не только в природе. Еще саднила боль после венгерских событий. Железный занавес начал снова уплотняться. Друзья отговаривали Монтана от московских гастролей. Даже люди левых взглядов, которые певец тогда разделял, противились этой поездке. Но Ив был не из податливых. Он не терпел чужих советов, да еще категорических. И решил, что надо поглядеть на все своими глазами, лично во всем разобраться. А его многочисленные поклонники в проштрафившейся стране уж наверняка неповинны в том, что произошло на улицах Будапешта.