Салтыков тут же вызвал к себе Зубова. Более всего Александра Николаевича поразили изменения, произошедшие в фельдмаршале. Как только Зубов вошел в кабинет, князь встал и пошел ему навстречу, широко раскинув для объятий руки, как будто два старых приятеля много лет не виделись и вот наконец-то встретились.
— Любезнейший мой Александр Николаевич, — князь сиял, как начищенный самовар, — ну, проходи, садись…
Несмотря на протесты Зубова, не привыкшего сидеть в присутствии князя, Салтыков усадил обескураженного Александра Николаевича в кресло, причем сам остался стоять. Однако заметив, что управляющий чувствует себя явно не в своей тарелке, князь наконец тоже присел, но только на самый краешек дивана, стоявшего напротив.
— Ну, брат, рассказывай… — не зная, с чего начать, широко улыбался князь.
— Так чего ж, ваше сиятельство, рассказывать, я же вам утром уже имел честь докладывать-с… — осторожно начал Зубов.
— Да я не о том!
Салтыков опять подхватился и стал ходить по кабинету. Ему явно не сиделось.
— Тут, брат, вот какая оказия вырисовывается… Прям, можно сказать, счастливейший случай в жизни… Только, я надеюсь, ты уж не забудешь того, кто все эти долгие годы был тебе добрым другом и покровителем. — Салтыков наконец остановился напротив Зубова и, как показалось Александру Николаевичу, даже немного заискивающе посмотрел ему в глаза.
Зубов поднялся.
— Ваше сиятельство, вы изволите говорить загадками, но если вы себя имеете в виду, — Зубов даже немного нахмурился, показывая, что даже подозрения в неблагодарности ему в высшей степени оскорбительны, — так я, видит Бог, за ваше сиятельство готов и жизнь отдать…
Салтыков замахал руками.
— Ну-ну, голубчик, я не об этом… В преданности твоей я не сомневаюсь, и жизнь за меня отдавать не надо… — Салтыков замолчал, как бы подыскивая нужные слова. — Ты мне лучше вот что скажи, как драгоценное здоровье Ольги Александровны?
Зубов даже не сразу понял, что фельдмаршал спрашивал о его дочери. А когда понял, то на минуту онемел от нахлынувших на него чувств. «От тебе раз! Эт-то что ж… Неужто?.. — Александр Николаевич, как мог, пытался скрыть необузданную радость, накрывшую его с головой. — Неужто Лялька и старого вдовца проняла?!»
Но правда превзошла все его предположения.
— Так ничего вроде… — осторожно начал он, — а что ей сделается, вон кобылица какая вымахала. Уж чем-чем, а здоровьем-то Господь вроде не обделил.
Наконец Салтыков, по-видимому, и сам не в силах более сдерживать переполнявшую его новость, как есть выложил все обалдевшему отцу.
Александр Николаевич на мгновение даже потерял дар речи. А когда до него дошло осознание тех возможностей, которые через дочь открывались для его семейства, на глаза навернулись слезы, и он, рухнув на колени, принялся целовать руки Салтыкову.