Тут уже не сдержался он и, стремительно притянув ее к себе, принялся покрывать лицо жены поцелуями.
— Скажи, скажи, прошу, еще раз…
— Я люблю тебя, Денвер, люблю…
— Люси, моя Люси…
Она с наслаждением ловила каждую нотку в его голосе, каждое прикосновение его жадных трепещущих губ и рук. Его большое тело дрожало от вырвавшихся на свободу чувств.
— И ты не передумаешь? — срывающимся голосом поинтересовался он, приподнимая ее за ягодицы и усаживая на столик.
— А ты разве мне позволишь?
— Ни за что! Ни за что… Я люблю тебя, жена.
Еще один рисунок таинственной цыганки мягко спланировал на пол, но влюбленные не обратили на это внимания.
Они заново открывали для себя мир друг друга.
— Как ты себя чувствуешь?
— Замечательно.
— Точно?
— Точно.
— Не устала? Ничего не болит?
Люси остановилась, прищурила глаза и состроила рожицу мужу, который стоял рядом.
— Нет, Денвер, я чувствую себя хорошо и, поверь, нисколько не устала. Будь уверен, как только что-то будет не так… Ой, смотри, я что-то не припомню такого рисунка! — Люси, не сдерживая эмоций, указала рукой в сторону наскального чертежа. — Я хочу рассмотреть его поближе.
И не дожидаясь ответа, она потянула за собой Денвера. Он, ворча себе под нос, послушно пошел следом, внимательно следя за тем, чтобы Люси не оступилась на скользких камнях.
— Меня, конечно, Алекс предупреждал, что беременные женщины капризны и несносны, но чтоб до такой степени…
— Ты что-то сказал, милый?
— Я спросил, что именно привлекло твое внимание?
— Ты только посмотри, какие четкие линии…
Денвер скривил губы, но Люси этого не заметила. Она была полностью поглощена исследованием наскального рисунка, и Денвер расслабился. Он с любовью окинул взглядом ее располневшую, округлившуюся фигуру и почувствовал, как знакомая теплота разливается по телу.
Кто бы мог подумать, что все так изменится…
Прошло чуть больше полугода с тех пор, как они объяснились, как в их семье воцарился покой. Денвер и не подозревал, что столько времени можно проводить дома, с любимой женщиной, наслаждаясь ее обществом.
А еще он сделал для себя открытие, что нет ничего прекраснее, чем любить, дарить любовь и чувствовать, что тебя любят. Даже София заметила, какие перемены с ним произошли. О, конечно, Денвер всеми силами отшучивался и отнекивался, но мать только покачивала головой и хитро улыбалась. Она-то знала, что теперь может быть спокойна за Денвера. Казалось, он уже не может быть еще счастливее, но ошибался. Когда Люси прижалась к нему и, ноготком вырисовывая на его груди хаотичные линии, робко прошептала: