За свой не такой уж долгий срок партийной работы Рубанов вынес для себя главное правило — если ты хоть в одной душе оставил неверие, значит, ты своего главного дела не сделал. А Воронихин, понимал он, полной пригоршней разбрасывает сейчас семена неверия. Не вмешиваясь пока в разговор, но внимательно прислушиваясь к нему, Рубанов делал свой нелегкий выбор — сегодня они столкнутся с Воронихиным лбами. Иного выхода нет.
— Я понятливый, Агарин, — нахмурился первый. — Отвечайте.
— Для Козырина нет никаких законов. Он делает то, что ему захочется, и находится под вашей личной опекой, даже не скрывает этого!
Давно уже не слышал Воронихин в своем кабинете таких ответов. И он, давно не слышавший их, не был готов к ним, растерялся, а потом не удержался и сорвался, как мальчишка. Закричал, оглушая самого себя своим голосом:
— Вы забыли, где находитесь?! Забыли, кто перед вами?! Я напомню! Свободны!
Травников, Косихин и Андрей вышли. Савватеев и Рубанов остались. В кабинете стояла тишина.
— Александр Григорьевич, можно мне пару слов? — Не поднимая головы, Рубанов захлопнул свою записную книжку и твердо накрыл ее ладонью. — Вы очень крупно ошибаетесь. Вам кажется, что кашу заварили Косихин с Агариным да вот Павел Павлович. Нет, не они. Поймите, Александр Григорьевич, это сама жизнь. Она идет вперед, она не хочет мириться с козыриными. Просто, как дважды два. А вы никак не хотите понять.
— Без политграмоты! Завтра всех на бюро!
Савватеев встал, вплотную приблизился к Воронихину, внимательно посмотрел на него и сморщился, как от боли:
— Стыдно, Александр Григорьевич, стыдно…
Воронихин остался один.
Долго и тупо глядел на свой стол, на листок, где были расписаны многие сегодняшние дела.
Несколько раз в дверь просовывалась аккуратная белокурая головка секретарши, но он даже не отзывался на голос. Медленно протянул руку, набрал номер:
— Козырин, зайди ко мне.
Тот появился быстро. Как всегда, подтянутый, со строгий, непроницаемым лицом, на котором ничего не отражалось. Воронихин заметил его спокойствие, позавидовал и поморщился, вспоминая, как он только что сорвался.
— Читал?
— А как же.
— Ну и что скажешь?
— Через край ребята хватили. Во-первых, о золоте. Никакой объяснительной в природе не существует. Ни у Агарина, ни у кого.
Отказывается и продавщица.
— Это точно?
— Совершенно точно.
— Смотри. А все-таки слишком далеко ты, брат, залез. Я тебя предупреждал.
— Что вы, Александр Григорьевич, хотите от меня отказаться? Так надо понимать?
— Опять торговаться начинаешь?
— Зачем торговаться? Кое-что вспомнить не мешает. Я ведь могу кое-что вспомнить…