А утром, когда проснулись, леса, встречающие и тут же провожающие поезд, оказались зелеными; там, где проехали, они только распускались, а здесь вовсю зеленели, здесь они были в полном наряде весны. Андрей с Иваном Ивановичем вышли в коридор. Возле одного из окон стояли несколько мужиков и вполголоса переговаривались:
— Во, работничек!
— Нет, ты посмотри, посмотри только, как он едет.
— С похмелья, наверно.
Поезд шел, делая крутой поворот, так что виден был впереди электровоз, но мужчины смотрели не вперед, а прямо. Заинтересованные, Андрей и Иван Иванович тоже глянули в окно. По полю, которое, наверное, предназначалось для картошки, полз колесный трактор «Беларусь», полз как-то рывками, словно на ощупь. Плуг, прицепленный к нему, ерзал, то залезал глубоко в землю, то едва ее царапал, и пахота получалась неровная, с ямами, словно свинья ковыряла. Андрей даже не успел ничего сообразить, как Иван Иванович высунул голову в узкую щель открытого окна и что есть мочи заорал трактористу, который из-за шума поезда и трактора все равно бы его не услышал:
— Ты что делаешь?! Ты что делаешь?! — израсходовав нормальные слова, Самошкин, погрозив кулаком, обложил тракториста матом.
Пока умылись, пока попили чаю, Иван Иванович мало-помалу отошел и даже заулыбался. А потом махнул рукой:
— Пойдем-ка, Андрей, в ресторан.
В ресторане они просидели часа полтора, и, когда начали собираться уходить, к ним подсел, появившись из-за спины Андрея, мужчина.
— Извините, земляки, можно с вами?
Андрей вскинул глаза и от неожиданности пролил кофе на скатерть, но даже не заметил этого и поставил чашку прямо на темное пятно, которое расползлось по материи Перед ним сидел и улыбался, поправляя очки, Рябушкин.
— Далеко ли путь держим?
— Откуда ты? — удивился Андрей.
— О, милый Андрюша, пути господни неисповедимы. Скажи мне кто-нибудь про такую встречу, никогда бы не поверил, но земля, оказывается, действительно круглая.
Он нисколько не изменился, Рябушкин: те же настороженно-хитрые глаза, укрывшиеся за толстыми стеклами очков, тот же витиеватый разговор и передергиванье, как от озноба, плечами.
— По-прежнему воюешь за справедливость или уже набил шишек и успокоился? Кстати, как поживает Козырин? Чем дело кончилось, чем душа успокоилась?
— Посадили.
— Посадили?! — Рябушкин сдернул очки. — Ну, знаешь!
— Теперь точно знаю. — Андрей ясно чувствовал свою правоту, уверенность и превосходство над Рябушкиным. И что бы тот сейчас ни говорил, какую бы паутину из слов ни плел, Андрей твердо знал цену его словам и цену самому Рябушкину.