— С меня довольно, — повторял он, — иду к немцам сдаваться в плен…
Он говорил начистоту.
— А как?
Меня вдруг заинтересовало больше всего, как он обделает это дело.
— Не знаю еще…
— А как ты сбежал?.. Сдаться в плен — дело нелегкое.
— Чихать мне, пойду и сдамся.
— Боишься?
— Боюсь, и если хочешь знать, наплевать мне на немцев: они меня не обижали…
— Тише, может быть, они подслушивают…
Мне казалось, что надо быть вежливым и с немцами. Мне хотелось, чтобы этот запасной объяснил мне уж кстати, почему у меня нет храбрости, чтобы воевать, как все остальные. Но он ничего не объяснял, он только повторял, что с него довольно…
Тогда он мне рассказал, как накануне, на заре, весь его полк бросился бежать врассыпную из-за наших стрелков, которые по ошибке открыли по ним огонь. Их полк не ждали вовсе, они пришли на три часа раньше. Тогда стрелки, усталые, пораженные, стали осыпать их пулями. Эта песня была мне знакома, мне ее уже пели.
— Ну, сам понимаешь, что мне это было на руку! — прибавил он. — «Робинзон! — говорю я себе. — Это мое имя — Робинзон. Я — Робинзон Леон! Ты даешь ходу сейчас или никогда…» Верно? И побежал я, значит, вдоль лесочка, и представь себе, что тут встретил нашего капитана… Стоит он, прислонившись к дереву, поддели его здорово. И собирается околевать… Держится за штаны и плюется. Кровища так и хлещет из него, а глаза так и ходят… Один стоит. Совсем, вижу, крышка ему… «Мама! Мама!» — скулит и помирает и кровью мочится… «Заткнись! — говорю ему. — Мама! Начхать ей на тебя, твоей мамаше!..» Так, понимаешь, между прочим… Можешь быть покоен, получил полное удовольствие. Сука этакая… Что, миляга? В кои веки доведется сказать капитану правду в глаза… Как не попользоваться? Большая редкость! И чтобы было легче бежать, я побросал все вместе с оружием… в утиное болотце, рядом… Представь себе, вот ведь дело какое: совсем мне не хочется никого убивать, не обучили меня этому. Я и в мирные-то времена не любил скандалов. Всегда отходил в сторонку… Так что представляешь себе?.. Когда я еще был штатским, я пробовал ходить каждый день на завод, но мне это не нравилось: там все ссорятся. Я больше любил продавать вечерние газеты где-нибудь в спокойном квартале, где меня знают, вокруг Государственного банка, например… Если хочешь знать, на площади Победы, на улице Пти-Шан опять-таки… Это был мой участок… Утром я работал рассыльным у коммерсантов… Отнеси то, другое после обеда… словом, оборачивался… Иногда делал какую-нибудь черную работу… Но с оружием я дела иметь не желаю! Если немцы тебя встретят с оружием, можешь не сомневаться — ухлопают. Другое дело, если ты так прогуливаешься… Ничего ни в руках, ни в карманах… Понимаешь, они чувствуют, что им легче будет тебя взять в плен… Сразу видно, с кем имеешь дело… Лучше было бы попасться к немцам в чем мать родила… Как лошадь. Тогда им нипочем не узнать, к какой армии принадлежит человек.