Владимир Иванович упорно стоял на своем, ни на грош не веря коварной особе.
— Да все они одним миром мазаны, что эта ваша Любовь Николаевна, что Лизонька! Обе любят над мужиками куражиться. Влюбит она в себя парня и бросит, в первый раз, что ли? Сколько за ней красавцев увивалось, и где они теперь? Все с носом остались! А Илья переживать будет! Он и так к ней давно не равнодушен… — и замер, прикусив свой болтливый язык.
Вера Гавриловна сделала охотничью стойку, как спаниель, почуявший дичь, даже на щеках от возбуждения появились пунцовые пятна.
— Ага! Недаром я что-то такое чувствовала! Но, вот те крест, — после этих слов Владимир Иванович ожидал, что собеседница перекрестится, но она лишь понизила голос, — Лизонька в последнее время тоже сама не своя!
Собеседник скептически поджал губы, не давая провести себя на мякине.
— И о чем это говорит? О большой и пламенной любви? Не смешите меня, пожалуйста! Я не глуповатый мальчик, как вы, видимо, считаете!
Вера Гавриловна не на шутку рассердилась и сильно сдавила локоть собеседника, оставив пять красных пятен.
— Какой вы бесчувственный! И почему вы так заместителя-то своего принижаете? Нормальный мужчина, симпатичный, умный, добрый. Почему его полюбить-то нельзя?
Владимир Иванович яростно замахал руками.
— Да можно, можно его полюбить! Только это же души и сердца требует, а Лизонька как мотылек! Сегодня с одним, завтра с другим! Свяжется с ней Илья, и что? На сколько хватит ее пылкой любви? На месяц? На два? А потом? Нет уж, пусть лучше, как сейчас, — чем он меньше ее видит, тем лучше спит.
Вера Гавриловна озаренно протянула, внезапно прекратив спор:
— Чем меньше видит? Чудненько…
Владимир Иванович с подозрением посмотрел на ее алые губки, сложившиеся в лукавую ухмылку.
— Что вы это задумали, дражайшая Вера Гавриловна?
Она невинно повела соболиными бровями и сделала непроницаемое лицо.
— Да ничего особенного, Владимир Иванович! Будем бороться с вашей бессонницей, ведь чем меньше знаешь, тем крепче спишь!
И ушла прочь легкой походкой, оставив возмущенного коллегу сердито смотреть ей вслед. Кипя от негодования, он тоже пошел обратно в отдел, подпинывая по дороге ступеньки и бурча себе под нос:
— Опять какие-нибудь козни затеяла, интриганка чертова!
На следующий день пришедший ровно в девять Генрих с легкой завистью говорил, стаскивая с себя промокшую куртку:
— Дождь льет как из ведра. Я пока из машины выходил, насквозь промок. Хорошо Лизоньке, ее до входа под зонтиком провожают. И почему я не женщина?
Игорь, желающий восстановить справедливость, тут же заметил: