— Не знаю, как сказать вам об этом, — начал было Ливайн. Чтобы не так сразу. — Он немного помолчал. — Вскоре после полудня Перкинс сдался полиции, заявив, что он только что убил Грубера.
Девушка вытаращила на него глаза. Дважды она пыталась что-то произнести, но так ничего и не сказала. Молчание затягивалось, и только тут Ливайн подумал, правду ли говорила девушка, может быть, все-таки было что-то серьезное в ее отношениях с одним из этих парней. Затем она замигала и отвернулась от него, чтобы откашляться. Секунду пристально смотрела в окно, потом повернулась и сказала:
— Он морочит вам гОлову.
Детектив покачал головой:
— Мне бы также этого хотелось.
— Иногда у Ларри бывали странные проявления чувства юмора, — сказала она. — Это всего лишь отвратительная шутка. И, как всегда, по поводу Эла. Вы ведь не нашли тело?
— Боюсь, нашли. Он был отравлен, и Перкинс признался, что именно он дал ему яд.
— Эту маленькую бутылочку Эл всегда держал рядом. Это была только шутка. Ничего более.
Она еще немного подумала, пожала плечами, как бы колеблясь — верить или не верить, и затем обратилась к нему:
— Почему вы пришли ко мне?
— Не знаю, говорить ли вам? Какое-то ощущение неправдоподобия. Что-то в этом деле не так, но что, я не знаю. Здесь нет ни капли логики, Я не могу ничего добиться от Перкинса, и слишком поздно что-нибудь добиваться от Грубера. Но чтобы понять случившееся, необходимо лучше узнать этих людей.
— И вы хотите, чтобы я рассказала вам о них?
— Откуда вы узнали обо мне? От Ларри?
— Нет, он совсем о вас не упоминал. Я полагаю, инстинкт джентльмена. Я разговаривал с вашим учителем, профессором Стоунгеллом.
— Да, да. — Она вдруг поднялась одним резким и быстрым движением, будто вспомнила о чем-то важном. — Хотите кофе?
— Благодарю вас, с удовольствием.
— Идемте. Мы можем разговаривать, пока я буду его готовить.
Ливайн последовал за ней через квартиру. Коридор привел их из узкой длинной гостиной мимо спальни и ванной в крошечную кухню. Она готовила и рассказывала:
— Они хорошие друзья. Я хотела сказать, что они были хорошими друзьями. И в то же время как они отличаются друг от друга! Ей-Богу! Простите, я все время путаю прошлое и настоящее.
— Говорите так, как будто они оба живы, сказал Ливайн. — Это, должно быть, легче.
— Я действительно никак не могу поверить в другое, — сказала она. — Эл… он намного скромнее, чем Ларри, хотя по-своему сильно чувствовал. У него был как бы перевернутый комплекс мессианства. Понимаете, он представлял себе, что станет великим писателем, но боялся, что у него нет достаточно материала для этого. Муки и попытки анализировать себя, ненависть ко всему написанному, потому что считает: все недостаточно хорошо. Склянка с ядом— это обман и вместе с тем одна из тех шуток, в которых есть доля истины. Эти мысли, постоянно его угнетающие, видимо, и привели к выводу, что смерть не худший выход.