— Потому что он был помпезный осел, — упрямо повторил Перкинс.
— Потому что он добился, что его рассказ был принят одним из литературных журналов, а вам это не удалось? — подсказал Кроули.
Возможно. Отчасти. А в делом из-за его характера. Он был необщительный человек. И слишком много о себе воображал.
— Почему вы убили его сегодня? Почему не на прошлой или на следующей неделе?
— Потому что я захотел это сделать сегодня.
— Почему вы сами сдались?
— Вы все равно забрали бы меня.
Вы сознавали это перед тем, как убили его? — спросил Ливайн.
— Не знаю, — ответил Перкинс, не поворачиваясь к Ливайну. Не задумывался. А когда это произошло, понял, что полиция так или иначе найдет меня. Обратятся к профессору Стоунгеллу, к другим людям, которые знали нас обоих, и решил не дожидаться. Пошел и сознался.
— Вы заявили полицейскому, — сказал Ливайн, — что убили своего лучшего друга.
— Все верно.
— Почему вы употребили выражение «лучший друг», если ненавидели его так сильно, что хотели убить?
— Он был моим лучшим другом. По крайней мере, в Нью-Йорке. Я, по сути, никого не знал, кроме профессора Стоунгелла. Эл был моим лучшим другом, потому что был единственным.
— Вы сожалеете, что убили его? — спросил Ливайн.
На этот раз Перкинс повернулся к нему, не обращая внимания на Кроули.
— Нет, сэр, — сказал он, и его глаза теперь ничего не выражали.
В комнате воцарилось молчание. Кроули и Ливайн смотрели друг на друга. На немой вопрос Кроули Ливайн пожал плечами и покачал головой. Что-то здесь было не-так, но что — он не знал. Перкинс, который мог бы пролить свет на это дело, окончательно все запутал.
Кроули повернулся к стенографисту:
— Оформите как положено. И пришлите кого-нибудь, чтобы забрать голубка в его гнездышко.
После того как стенографист ушел, Ливайн сказал:
— Перкинс, — вы хотите что-нибудь добавить не для протокола?
Перкинс усмехнулся. Он отвернулся от Кроули и уставился в пол, будто увидел там нечто занятное.
— Не для протокола? — пробормотал он. — Пока здесь вас двое, все будет для протокола.
— Вы хотите, чтобы один из нас ушел?
Перкинс опять взглянул на Ливайна и перестал улыбаться. Казалось, он на минуту задумался, а затем отрицательно покачал головой:
— Нет, но, во всяком случае, благодарю вас. Не думаю, что смогу что-нибудь добавить. По крайней мере сейчас.
Ливайн нахмурился и опять уселся на стул, пристально вглядываясь в Перкинса. Юноша казался не очень-то искренним: слишком уж много противоречий нагородил он. И разобраться в Перкинсе никак не удавалось образ его расплывался.
После того как Перкинса увели двое полицейских в форме, Кроули поднялся, потянулся, вздохнул, дернул себя за мочку уха и спросил: