Они выехали втроём после завтрака. Джозеф и Томас скакали рядом, а Хуанито замыкал кавалькаду. Хуанито прибыл домой из Нуэстра-Сеньора, где в чинном немногословии провёл вечер на кухне дома Гарсиа. Элис Гарсиа, неподвижно уставившись на свои окрещённые на коленях руки, сидела напротив него, а старшие Гарсиа, опекуны и третейские судьи, располагались сбоку.
«Видите ли, я не только управляющий у сеньора Уэйна, — вещал Хуанито в их восхищённые, хотя и подёрнутые лёгкой пеленой скепсиса, уши. — Я дону Джозефу больше, чем сын. Куда он, туда и я. Особо важные дела он доверяет только мне».
Так в течение двух часов он заливался соловьём, а когда, соблюдая правила приличия, Элис и её мать удалились, Хуанито произнёс подобающие случаю слова, проделал предписанные ритуалом жесты и, наконец, после некоторых колебаний, стал восприниматься Хесусом Гарсиа в качестве зятя. А потом Хуанито поскакал назад, на ферму, немного усталый и гордый тем, что Гарсиа сумели всё-таки доказать наличие среди их предков одного чистокровного испанца. Сейчас он ехал вслед за Джозефом и Томасом, повторяя про себя слова, которые он считал подходящими для того, чтобы с их помощью сообщить об этом.
Когда, в поисках телят, которых предстояло клеймить и кастрировать, они въехали на поросший густой травой холм, солнце уже ярко освещало всю округу. Сухая трава шуршала под копытами лошадей. Впереди Томаса, взобравшись на луку седла, ехал, заставляя лошадь нервно вздрагивать, отталкивающего вида енот со злыми, похожими на бусинки, глазами, словно выглядывающими из-под чёрной маски; он сохранял равновесие, держась за гриву лошади маленькой чёрной лапой. Жмурясь от солнца, Томас огляделся вокруг.
— Знаешь, — сказал он, — в субботу я был в Нуэстра-Сеньора.
— Да, — нетерпеливо сказал Джозеф, — Бенджи тоже должен был быть там. Я слышал, как он пел поздно ночью. Парень попадёт в беду, Том. Кое-что здесь так просто не оставят. В один прекрасный день мы найдём Бенджи с ножом в спине. Говорю тебе, Том, в один прекрасный день он получит нож в спину.
Томас усмехнулся.
— Оставь его, Джо. Он счастлив больше, чем дюжина трезвенников, а проживёт дольше, чем Мафусаил.
— Да Бартон всё беспокоится. Он снова и снова говорит мне об этом.
— А я вот о чём говорю, — сказал Томас. — В субботу днём я сидел в лавке в Нуэстра-Сеньора, и там были возчики из Чинита. Они стали говорить о засушливых годах, что были между восьмидесятым и девяностым. Ты про них знал?
Джозеф потуже подтянул подпругу.
— Да, — сказал он спокойно, — слышал я про них. Было там что-то такое. Больше не будет.