Под стук копыт Джозеф и Элизабет, пойманные ритмами дня, сонно раскачивались на кожаном сидении. Их спины и плечи мерно поглощали дрожь коляски. Сами собой подкрадывались сон и беспечность, ещё более глубокая, чем сон. Теперь дорога вслед за рекой резко свернула к горам. Высокие гребни гор, словно густым грубым мхом, были покрыты тёмным шалфеем; лишь высохшие русла водных потоков серыми рубцами, похожими на зажившие раны от седла на спине лошади, зияли на их поверхности. Солнце клонилось к западу, а дорога, вслед за рекой, приближалась к тому месту, где они вместе делали поворот. Время для двух седоков, едущих в коляске, которую везли неспешно бегущие лошади, превратилось в не имеющий чётких границ промежуток между мыслями. Холмы и река предстали перед ними во всём своём великолепии, а затем, когда дорога пошла на подъём, лошади стали двигаться рывками, что напоминало работу кузнечных молотов. Они ехали в гору. При соприкосновении с осколками известняка, из которого состояли холмы, дребезжали колёса. Наезжая на камни, их железные обода издавали резкий звук.
Подобно собаке, которая хочет вытряхнуть воду, попавшую в глаза, Джозеф наклонился вперёд и, чтобы отогнать наваждение, резко качнул головой.
— Элизабет, — сказал он, — мы подъезжаем к перевалу.
Она откинула вуаль и уложила её на шляпе. Глаза её постепенно оживали.
— Я, должно быть, спала, — сказала она.
— Я тоже. Мои глаза были открыты, а я спал. Но вот и перевал.
Гора была словно расколота надвое. Два открытых пласта известняка сближались и плавно опускались вниз, оставляя на дне расщелины только место для русла реки. Сама дорога кончалась обрывом, находившимся на расстоянии в десять футов от поверхности воды. Посередине перевала, где вынужденная замедлить своё течение глубокая река текла быстро и бесшумно, из воды, словно нос лодки, которая движется вверх по течению с большой скоростью, поднималась, производя сердитый шум водоворота, шершавая каменная глыба. Теперь солнце скрылось за горой, но через перевал можно было видеть его трепещущие лучи, падающие на долину Богоматери. Повозка въехала в прохладную голубую тень белых утёсов. Преодолев вершину длинного пологого откоса, лошади бежали достаточно быстро, хотя и фыркали, вытягивая шею, на реку, протекавшую далеко внизу под дорогой, по которой они двигались.
Джозеф взял вожжи покороче, его правая нога выдвинулась вперёд и слегка упёрлась в тормоз повозки. Бросив взгляд на спокойно текущую внизу воду, он, в предвкушении встречи с долиной, которую предстояло увидеть через мгновение, испытал чувство всеохватывающей чистой и горячей радости. Он обернулся, чтобы рассказать ей о своих ощущениях и увидел, что лицо её искажено тревогой, а глаза полны ужаса. Она вскрикнула: