Остальные были сильно возбуждены. Они хором кричали: «Я слышу!» каждый раз, когда раздавалась новая серия всхлипываний. Марта велела им подсадить себя повыше, так чтобы она могла быстро заглянуть в окно.
— Дядя Джозеф ходит с ней, — сообщила она.
И позже:
— Теперь она ложится в постель, и её обвязывают красным шнуром, который сделала мама.
Крики всё учащались. Дети помогли Марте заглянуть ещё раз, и она спустилась, побледневшая и запыхавшаяся оттого, что ей пришлось увидеть. Они сгрудились вокруг неё, чтобы услышать её отчёт.
— Я видела… Дядя Джозеф… Он наклонился… — она замолчала, чтобы перевести дух. — И… руки у него были красные.
Все разговоры и шёпоты смолкли. Они просто стояли и слушали. Стоны были теперь такими слабыми, что были едва слышны. Марта напустила на себя таинственность. Шёпотом она предупредила остальных, чтобы они замолчали. Они услышали три чуть слышных шлепка, и Марта тут же закричала: «Я слышу!» А немного погодя все они услышали детский крик. Они стояли, с благоговением глядя на Марту.
— Как ты узнала, когда надо сказать?
Марта продолжала мучить их.
— Я самая старшая, я всегда себя хорошо вела. Мама рассказала мне, что надо слушать.
— Что? — допытывались они. — Что ты услышала?
— Шлепок! — сказала она, торжествуя. — Ребёнка всегда шлёпают, чтобы он закричал. Я победила и хочу в подарок куклу с настоящими волосами.
Вскоре на крыльцо вышел Джозеф и опёрся руками о перила. Собравшиеся в кучку дети встали напротив, с почтением глядя на него. К их разочарованию, руки его уже не были красными. Его лицо было так перекошено от мучительной боли, в глазах было такое безразличие, что они побоялись заговорить с ним.
Марта робко начала:
— Я первая услышала крик малыша… Я хочу в подарок куклу с настоящими волосами.
Он посмотрел на них сверху вниз и усмехнулся.
— Я её тебе подарю, — сказал он. — Вам всем будут подарки, когда я поеду в посёлок.
Марта вежливо спросила:
— Это мальчик или девочка?
— Мальчик, — сказал Джозеф. — Может быть, через некоторое время вы сможете увидеть его.
Руки его крепко сжимали перила крыльца, а живот всё ещё сводило от болей, которые он перенял от Элизабет. Он глубоко вдохнул жаркий полуденный воздух и вернулся в дом.
Рама обмывала беззубый рот младенца тёплой водой, а Элис собирала булавки в кусок муслина, предназначенный для того, чтобы обернуть бёдра Элизабет после того, как вышла плацента.
— Ещё совсем немного, — сказала Рама. — Через час всё закончится.
Джозеф тяжело опустился на стул, глядя на женщин, и видел он только померкшие, наполненные болью и мукой глаза Элизабет.