— Я был на гряде и смотрел оттуда вниз, — сказал Томас. — Жутко там, красные деревья[14] выше, чем всё то, что ты видел, узкая полоска кустарника, и можно видеть океан на тысячу миль вокруг. Я видел кораблик почти готовый к отплытию.
Вечер быстро сменился ночью. Рама позвала:
— Джозеф, где вы там?
Он быстро подошёл к двери сарая.
— Я здесь. Что такое?
— Элизабет снова проснулась. Она хочет, чтобы ты с ней ещё посидел. Томас, обед скоро будет готов.
Джозеф присел в полутьме рядом с кроватью Элизабет, и она снова протянула ему руку.
— Ты хотела, чтобы я пришёл? — спросил он.
— Да, дорогой, я ещё не совсем выспалась, но хотела бы поговорить до того, как я снова усну. Я могу забыть то, о чём хочу сказать. Ты должен напомнить мне.
В комнате сгущалась тьма. Джозеф поднёс её руку к своим губам, и прямо у его рта она согнула пальцы.
— Что такое, Элизабет?
— Ну, когда тебя не было, я съездила на поляну с соснами на гряде. И обнаружила там, внутри, открытое место и зелёную скалу.
Он подался вперёд.
— Зачем ты поехала? — спросил он.
— Не знаю. Мне захотелось. Зелёная скала пугала меня, а потом она снилась мне. И, Джозеф, когда я почувствую себя хорошо, я хочу поехать туда и увидеть скалу снова. Когда я почувствую себя хорошо, она больше не будет пугать меня, и я больше не увижу её во сне. Запомнишь, дорогой?
— Я это место знаю, — сказал он. — Странное оно какое-то.
— И ты не забудешь взять меня туда?
— Нет, — помолчав немного, сказал он. — Не забуду. Надо будет подумать о том, когда ты сможешь поехать.
— Тогда посиди ещё немного, я скоро засну, — сказала она.
Затянувшееся лето утомляло, но и с наступлением осенних месяцев жара не стала меньше. Бартон вернулся из лагеря для совместных молитв в Пасифик-Гроув в приподнятом настроении. С восторгом описывал он прелестный полуостров у голубого залива и рассказывал, как проповедники держали слово перед народом.
— Когда-нибудь, — сказал он Джозефу, — я перееду туда, построю домик и буду жить там круглый год. Люди уже селятся там. Со временем это будет прекрасный город.
Он обрадовался малышу.
— Наша порода, — сказал он, — только чуть изменённая.
Он похвастался Элизабет:
— Наши — сильная порода. Она проявляется каждый раз. Скоро будет двести лет, как у мальчишек такие глаза.
— По цвету они не слишком-то отличаются от моих, — возразила Элизабет. — И, кроме того, цвет глаз у детей меняется, когда они становятся старше.
— Всё дело в выражении, — объяснил Бартон. — У Уэйнов всегда такое выражение глаз. Когда вы собираетесь его крестить?
— Ох, не знаю. Может быть, мы, наконец, соберемся в Сан-Луис Обиспо, и, конечно, мне бы хотелось как-нибудь заехать домой в Монтерей.