Кровь королей (Цормудян) - страница 13

Единственным из четырех гринвельдцев, прибывших в Эль-Тассир на неказистой галере «Соленый ветер», кто не последовал с караваном в земли пеших драконов, был Уильям Мортигорн. Сын королевского казначея барона Филиппа Мортигорна происходил не из рода воинов. Его больше занимали товары, монеты, переговоры с купцами. Билли долго упрашивал Леона поручить ему торговые дела, лишь бы не пришлось ехать на охоту. Принц дал согласие. Пусть ищет в столице империи владельцев соляных копей и налаживает с ними знакомства. Глядишь, и соль в Гринвельде дешевле станет его стараниями. К тому же Леон и сам был не прочь отдохнуть от общества младшего Мортигорна, которого считал недалеким и нудным. Хотя глуп-то он, может, и глуп, но искать выгоду мастер не хуже отца.

Весь день прошел под палящим солнцем, и на приближение к землям пеших драконов, простирающимся на юге империи, не было ни малейшего намека. По бокам от дороги тянулись то широкие поля с оросительными каналами, то деревушки, в которых дома словно росли из местной сухой земли бледно-желтого цвета.

На закате процессия достигла крупного поселения на берегу реки. Стоящие вокруг пальмы давали тень, что облегчило бы участь путешественников, если бы солнце еще не зашло. Леон сокрушался, что покинуть этот уютный уголок империи придется именно на рассвете.

– Здесь мы проведем ночь, мой господин, – сказал ему Фатис. – Гостевой дом весьма хорош.

Он был прав. Гостевой дом представлял собой четырехугольное здание с большим мраморным бассейном во внутреннем дворике. Вода, похоже, поступала прямиком из реки. С крыши, на которой под шелковыми навесами располагалась трапезная, открывался вид на славный городок, где царило умиротворение. Суета была заметна лишь на пристанях. Там разгружали и загружали широкие речные галеры. Несколько судов прошли мимо. Два – с юга на север, одно с мрамором, другое с деревом. И одна галера двигалась с севера на юг, против течения. Что она везла, разобрать не удалось. Похоже, людей на ней было больше, чем груза.

Леон долго еще стоял на крыше, разглядывая речную гладь, корабли и город. Даже после захода солнца почти все было видно: свет полной луны мерцал на воде и на огромных пальмовых листьях, а с кораблей светили фонари. Леон все вспоминал ночь перед выступлением в поход, когда он и она прощались. В тот раз они не улыбались. И звездами не любовались. Лишь смотрели друг на друга с тоской. Инара стояла печальная и прекрасная, прижав ладони к груди. Там, где билось сердце. И Леону казалось, что он гибнет – его убивает мучительное понимание того, что он не в силах ничего изменить. Так они и попрощались, не проронив ни единого слова, высказав нежность одними лишь взглядами…