– Человек опасен? – удивился молодой Брекенридж. – Для него? Я что-то не пойму.
– Да, юный господин. Вы помните, что стало с могучим тиранодраконом на потешной травле во время пира? Помните, как люди закололи чудовище, перед которым трепещет все живое? Гапторы не терпят соперников. Они умны и скрытны. Они могут часами находиться в десяти шагах от вас, но вы их не заметите.
Кристан невольно уставился на ближайшие кусты, а раб тем временем продолжал:
– И передние лапы у гаптора развиты прекрасно, не чета скрюченным, чахлым ручонкам тирана или драконьего льва. Их когти с легкостью вспарывают кожу трирога. Прыжку их позавидует пума. И если гаптор дал вам себя увидеть, значит у вас за спиной другой гаптор уже занес свою лапу…
– Фатис, – негромко засмеялся сир Нордвуд, – хватит нагонять на мальчишку страх. Гапторы водятся далеко на западе. Здесь владения тиранодраконов. Ибо здесь обитают «шагающие горы», на которых охотятся тираны. Как бы ни был глуп тиранодракон, он не потерпит в своих охотничьих угодьях гапторов. И твои разумнейшие убийцы это прекрасно понимают. Нет их на сотни лиг вокруг.
– Вижу, сир Нордвуд, – хитро улыбнулся Кергелен, – вы хорошо подготовились к путешествию в драконий край. А вот вы, юный сквайр, неважно.
– Чего? – захлопал глазами Брекенридж.
– Плохо вы подготовились, молодой господин.
Харольд снова тихо засмеялся. А Кристан переводил непонимающий взгляд то на него, то на евнуха.
Ночь спустилась почти незаметно. В тени каменной стены сумерки и так царили бо́льшую часть дня. Кроме того, лагерь окружали непролазные чащи. В основном причудливые растения напоминали папоротники и хвощи, но были гораздо крупнее. Может, и не столь высокие, как корабельные сосны Абертинского леса или Волчьего мыса, но повыше гринвельдских дубов и кленов. Они тоже мешали свету проникнуть в небольшую долину, где расположились охотники. По-настоящему светло здесь бывало редко – лишь когда солнце стояло в зените.
На небе одна за другой зажигались яркие звезды. С закатом не пришел холод, как это было в Море Зноя. Здесь, в краю гигантов, ночь хранила дневное тепло, лишь немного разбавляя его приятной прохладой.
Леон выбрал место поровнее, разложил циновку. Бросил сверху набитый овечьей шерстью мешок и улегся, устремив взор в звездное небо.
– Леон, ты что же, снаружи спать собрался? – удивился Харольд Нордвуд.
– Хочу глядеть на звезды, – негромко отозвался принц и вздохнул.
Без нее звезды казались такими холодными. Но когда он смотрел на них вместе с Инарой, было тепло на сердце и спокойно на душе. И весь мир исчезал, оставляя им двоим вечность любви и бесконечность пространства.