— Скажи правду: тебе будет очень обидно, если тебя убьют?
Тоби не смог ответить на этот вопрос сразу.
— Конечно. Я могу валять дурака и делать вид, будто мне все равно. Но мне, конечно, не все равно. А тебе?
— Мне тоже, — сказан Маркус. — Совсем не все равно. Мне просто хотелось знать, что ты скажешь.
После короткого раздумья он спросил:
— О чем ты думаешь? Что бы ты хотел увидеть, когда мы вернемся?
— Не знаю, — ответил Тоби, который этого и в самом деле не знал. — Кажется, мне хотелось бы… мне хотелось бы… просто вернуться, что бы там ни было. У меня ведь нет семьи, не то что у тебя. Мне некуда возвращаться, но я все равно хочу вернуться. Лишь бы вернуться, а там видно будут. У меня нет девушки, которая меня ждет, как тебя ждет Мэри, но я знаю, мне хочется вернуться… если, конечно, удастся.
— Понятно, — сказал Маркус.
Они снова помолчали. Маркус сказал:
— Как это вышло, что ты любишь петь?
— Почем я знаю? — сказал Тоби. — Люблю, и все.
Они прислушались к шуму поезда и к шуму в поезде, а потом Тоби спросил:
— А ты о чем думаешь?
Маркус ответил не сразу.
— Я думаю об отце, — сказан он, — и о матери, о сестре Бесс, о брате Гомере и брате Улиссе. И еще я думаю о Мэри и ее отце, мистере Арена. Я думаю о всех наших соседях, о пустыре, о детях, о домах, о лавочке Ары и о самом Аре. О железнодорожной насыпи, с которой я смотрел, как проходят поезда, о воскресной школе, о церкви, о городском парке возле здания суда, о публичной библиотеке, о моих старых учителях, о детях, которых я знал в жизни, — кое-кто из них уже умер, но не от войны… они просто умерли.
— Смешно, — сказал Тоби. — Может, ты и не поверишь, но у меня такое чувство, будто Итака — тоже мой родной город. Если мы выживем, если мы вернемся целы, ты возьмешь меня с собой в Итаку? Покажешь мне знакомые места, расскажешь мне о том, что было здесь, что было там?
— Непременно, — сказал Маркус, — непременно. Я и сам этого хочу. И хочу познакомить тебя с моей семьей. Мы люди бедные, богатства у нас никогда не было, но отец мой был замечательный человек. Не добытчик. Никогда не мог заработать больше, чем на хлеб насущный… никогда.
— Его звали Мэтью Маколей? — спросил Тоби.
— Да, Мэтью Маколей, мой отец. Он работал на виноградниках, упаковщиком на складах, на винных заводах. Делал простую, незаметную, будничную работу. Встретишь его на улице — лишний раз на него не посмотришь. Ничего в нем, казалось, не было особенного, да и вел он себя как все… а был при этом замечательный человек. Он был мой отец, и уж я-то знал, что он человек замечательный. Все силы отдавал семье — матери и детям. Много месяцев копил деньги, чтобы внести аванс за арфу — да, не удивляйся, за арфу. Я знаю, никто теперь не играет на арфе, но мать о ней мечтала, и отец скопил денег и внес аванс за арфу. Он выплачивал за нее целых пять лет. Это была самая дорогая арфа, какую можно купить. Мы, дети, думали, что в каждом доме есть арфа, потому что она была у нас. Потом он купил пианино для сестры Бесс — оно стоило не так дорого, как арфа. Я думал, все люди такие же замечательные, как мой отец, пока не вырос и не узнал других людей. Они ничего, бывают среди них даже хорошие, но замечательными они мне не кажутся. Может, это потому, что я их не так уж хорошо знаю. Человека надо знать вдоль и поперек, чтобы убедиться, замечательный он или нет. Много есть замечательных людей, но никто и не догадывается, какие они замечательные.