— Никого нет, — спокойно сказал он.
Странное дело: чем больше волновалась и терялась она, тем более уверенно чувствовал себя он.
Она не могла поверить в происходящее, чтобы мальчишка, юнец мог так нагло, так вызывающе вести себя с ней, с учительницей, гораздо старше него. Это происходило с ней впервые. Она была оглушена его откровенностью, старалась вернуть ту реальность, которой управляла в классе всего лишь минуту назад, не веря в реальность происходящего.
— Я влюбился в вас, — сказал он, все еще не отпуская её руки.
— Почему? Ну почему в меня? У меня и без тебя проблем хватает.
— А в кого?
— Ну, влюбись в какую-нибудь кинозвезду, и пусть она тебе снится. Вот девочки в вашем классе коллекционируют фотографии кинозвезд. Руку отпусти, говорю! Влюбись в Джину Лоллобриджиду…
— Нет, её уже любит один придурок из нашего класса. Я вас буду любить и видеть во сне.
Наконец она с трудом вырвала свою руку из его цепких пальцев.
— А почему нельзя вас любить? Что, математичек не любят? Вы же не замужем…
Тут она задохнулась от возмущения и готова была влепить ему пощечину, но вовремя сдержалась, вспомнив, где находится.
— Нахал! Наглец, наглец!
— Ну и что? — пожал он плечами. — Что наглец не человек? У него, что, сердца нет? Он влюбиться не может?
Она странно посмотрела на него, впервые в своей не очень-то долгой учительской практике ей встречался такой, такой… она не могла найти слов… такой случай. Его наглость была потрясающей, беспрецедентной. И сгоряча не находя возражений, с чувством сожаления вынужденная оставить за ним последнее слово, она, повернувшись, торопливо зашагала, почти побежала к учительской. Но с пол дороги оглянувшись и заметив, что он по прежнему стоит в коридоре и не уходит, глядя ей вслед, а коридор по прежнему пуст, она вдруг решительно повернула обратно, видимо взяв себя в руки; таким же торопливым шагом подошла к нему почти вплотную, показывая, что не боится его и его фокусов, посмотрела ему в глаза. Он не отвел взгляда.
— Вот что, — сказала она, будто вспомнив что-то очень важное. — Если ты не прекратишь этот свой идиотизм, я пожалуюсь директору, что ты пристаешь ко мне. Он вызовет твоих родителей, и тебя исключат из школы.
— Вы этого не сделаете.
— Еще как сделаю. Мне важна моя репутация. Я десять лет преподаю в этой школе и еще ни разу…
— Вы этого не сделаете.
— Сделаю.
— Не сделаете.
— Сделаю.
— Не сделаете.
— Хорошо. Не сделаю. Но ты должен обещать мне…
— Я вас люблю, это понятно?
— Это невозможно, — она задыхалась от возмущения. — Я вдвое старше тебя.
— Ну и что?