Она колебалась, устремив суровый оценивающий взгляд на его лицо, стараясь прочесть его мысли, прежде чем ответила:
— Второе.
Умница. Но неужели она знала? Неужели догадалась, кто это? Ему хотелось обнять ее, держать крепко и защищать в минуту прозрения — или тогда, когда придется ей сказать. Но когда он направился к ней, она снова отшатнулась, скользя вдоль книжных полок. Пыталась держать его на расстоянии.
— Почему ты так думаешь?
— Если он не попал в нас на лужайке, то это значит или его ружье не годилось для этой цели, или он очень скверный стрелок. В любом случае я не думаю, что он сумеет застрелить меня сквозь окно четвертого этажа, находясь отсюда на таком большом расстоянии. — Она махнула рукой в сторону безлюдной лужайки.
Томас не уступал ни пяди этого открытого пространства.
— Итак, ты признаешь, что стреляли в тебя?
Взгляд ее глаз, ее ясных серых глаз, впился в него снова оценивающе, как будто она пыталась решить, можно ли ему доверять. Смотрела на него именно так, как смотрел на нее он. Они кружили друг напротив друга, как два слона, медленно и не очень уверенно, взвивая хоботы, выжидая оплошности соперника.
— Ты была на лужайке одна. — Томас начал излагать суть дела. — Уходила от компании собравшихся, когда прогремел первый выстрел. То есть ты отошла далеко от всех нас. Я подбежал к тебе уже после первого выстрела.
Покачав головой, она дернула плечом, отвергая эту идею. Страшно было даже подумать о том, что могло тогда случиться. Чем могло бы обернуться! Катриона сделала судорожный выдох, и Томас было решил, что попал в цель. Что высокие стены ее крепости наконец дали трещину под его умелым натиском.
Но затем она спряталась за свои высокие стены и сказала:
— Думаю, мы никогда этого не узнаем.
— Нет, — возразил он немедленно. — Мы узнаем! Я узнаю. Я все выясню. Только об этом и думаю, и круг сужается. Это легко сделать, ведь между нами стоит один-единственный общий враг. Все прочие уже мертвы.
При этих словах она повернулась к нему.
— Нет. — Вот и все, что она сказала. Резкое, страстное отрицание. Смотрела на него — зловещая в своей непоколебимой, молчаливой неподвижности.
Теперь он полностью владел ее вниманием — ее отточенный ум был сосредоточен на нем. И он шагнул ближе, прежде чем заговорить.
— Должно быть, это лейтенант. Должно быть, Беркстед последовал за тобой сюда, Кэт. Больше никому не нужна твоя смерть.
Когда он произнес ненавистное имя, она снова прикрыла глаза, словно отгоняя от себя воспоминания о мерзавце. Но сразу же отмела его предположение:
— Ему не нужна моя смерть. Для этого нет причин. Я ему их не предоставила.