Бесполезные воспоминания прошлого — ласки Томаса уводили ее прочь, в настоящее. Звали к наслаждению и страсти дня сегодняшнего. Вне времени, вне места. Здесь не существовало ничего, кроме них двоих и всесокрушающего наслаждения, которое он мог ей дать.
Он задал ритм, устойчивый и неспешный поначалу. Затем по восходящей — сильнее, сильнее и выше. И вот, казалось, уже все ее тело — легкие, ладони, мускулы внутренней поверхности бедер — было наполнено пульсирующим огнем.
Он снова дразнил ее кончиком языка, и она начала хватать ртом воздух, а руками — ковер, ища опору, некую твердь, сражаясь за собственную жизнь, чтобы не улететь, не рассыпаться сотней ослепительных искр света и желания.
— Томас. — Его имя было как молитва на ее губах, повторенная снова и снова. Томас, Томас, Томас. Выше и выше она забиралась, туже и туже натягивалась тетива лука. Ногти царапали доски пола. Катриона извивалась, выгибая спину дугой, пытаясь прижаться к нему всем телом. Туда влекло ее желание, там полыхал огненный жар, и в воздухе разливалось наслаждение, до которого ей никак было не дотянуться.
А потом он сделал неуловимое движение рукой, и белая молния взорвалась в ней, в глубинах ее естества. Она добилась своего. Хватаясь за медное кольцо огненной страсти, Катриона упивалась курящимся внутри ее блаженством, — она все же схватила его и теперь держала крепко.
На долгий, долгий момент тишину нарушало только их тяжелое дыхание. Глухо отдавалось в ушах биение ее сердца. Катриона была настолько ошеломлена, что непременно упала бы, да только она и без того лежала, распластавшись на полу, в банальном забытьи. Она чувствовала себя так, будто ее перевернули с ног на голову. Как будто летела с древних зубчатых стен Уимбурна кувырком до самой земли.
— Томас. О Господи. — Казалось, стоит ей сделать вдох, и она взлетит к самому потолку, да только рука Томаса, лежащая поперек ее живота, удерживала ее на земле. Она потянулась к нему. — О, как же я по тебе тосковала!
Он снова поцеловал ее и прошептал, касаясь губами шеи:
— И я тоже тосковал по тебе. Но это в прошлом.
Сбросив сюртук и швырнув его куда-то за спину, он потянулся к пуговицам застежки брюк. А она широко раскинула руки, готовая отдаться своим телом и отдать свою любовь.
Обняв ее одной рукой, он поцеловал ее в губы и устроился между ног, чтобы…
— Томас? — За его головой загремела дверь. Голос виконта Джеффри раздался вновь: — Томас, это ты?