Но разве это его дом? Все казалось чужим, необычным.
— Боже правый. — Томас махнул рукой в сторону потертой седельной сумки, которую привратник передал с рук на руки лакею. Конюшенный увел тем временем лошадь Томаса. — Это весь твой багаж? Тебя не было много лет, и ты возвращаешься чуть ли не с пустыми руками? Я ожидал увидеть сундуки с рубинами по крайней мере.
— Рубины прибудут позже. — Томас пытался сохранить хоть видимость свойственного ему сдержанного юмора. — Я скакал верхом от самого Ливерпуля. Был на пути в Даунпарк, да сделал остановку в гостинице «Грошовый Хэндли» и услышал, как упомянули твое имя.
— Надеюсь, не всуе? — пошутил Джеймс. — Ливерпуль? Что, бога ради, ты там забыл? Мне казалось, все эти годы ты должен был провести в Индии. Однако не важно. Главное, что ты наконец здесь. Идем же. Идем.
— Спасибо.
Схватив за руку, Джеймс потащил Томаса через лужайку внутреннего двора, как будто брат после столь долгого отсутствия был не вполне готов к тому, чтобы предстать перед семьей. Словно хотел убедиться, что Томас не исчезнет еще лет на пятнадцать, прежде чем окажется в надежном окружении родных стен.
Томас был тронут — значит, по нему скучали. Тревога, что тугим обручем сдавила ему грудь, начинала мало-помалу отпускать.
— Не будем заходить в дом. — Джеймс повел его через арку в стене прямо в парк. — Вся семья сейчас на западной лужайке — все, кроме Уильяма и его семьи. Так что хорошо, что ты не поехал в Даунпарк, — они ведь все здесь: мама, отец, все остальные. У нас нечто вроде приема в саду. Детям дали клубнику со сливками. Ты поспел как раз на крещение Аннабел.
Томас задержался перед аркой.
— Аннабел?
— Моя младшая. Родилась, пока ты разъезжал по свету. — Джеймс улыбнулся. Его голос был исполнен той благодушной теплоты, что всегда отличает счастливого в отцовстве мужчину. — У меня их много, детей. Но ты увидишь здесь всех остальных.
Вокруг стола, установленного на лужайке, расположилась многочисленная группа людей. Издали они по-прежнему казались ему незнакомыми. Томас положил ладонь на теплый кирпич стены, чтобы обрести равновесие и дать себе минуту передышки после долгого отсутствия.
— Грязь. С дороги.
— Не важно. — Джеймс продолжал тянуть его за собой. — Они будут в восторге, когда тебя увидят. Хотя нужно убедиться, что мама сидит. Слишком долго мы ждали.
— Да, — эхом отозвался Томас, все еще не решаясь преодолеть пропасть столь многих лет. — Слишком долго.
Эти пятнадцать лет отлучки не казались ему такими долгими, пока он не покинул Шотландию и двумя днями позже не ступил на английскую землю, где и оказалось — все переменилось, все стало чужим. Пятнадцать лет кочевой жизни. Пятнадцать лет жизни по собственным правилам. Пятнадцать долгих и, несомненно, незабываемых лет.