— Бог мой, ты был как тростинка, когда уезжал. А посмотреть на тебя сейчас! Ростом выше меня. Идем. — Улыбнувшись, Джеймс обнял его за плечи и повел через лужайку к собравшимся за столом. Его семья…
— Эй, все, взгляните, кого я привел! — крикнул Джеймс. — Чудесное возвращение. Наш Томас наконец вернулся домой!
К нему обернулись удивленные лица. Или ошеломленные. Раздались приветствия — некоторые голоса были ему знакомы, другие нет. Здесь был отец, поседевшая копия того, кто отправил Томаса искать счастья с Ост-Индской компанией. Он уже шел ему навстречу. Остальные повскакивали со своих мест, глядя на него с изумлением. Мать, с прижатой к губам ладонью, выглядела старше, чем он предполагал увидеть. Сестра, совсем взрослая женщина…
Томас сделал шаг им навстречу. И вдруг почувствовал, что земля уходит у него из-под ног.
Как будто он еще не привык ощущать под ногами твердую почву. Как будто высадился на берег всего несколько часов — не дней — назад. Семья, наверное, решит, что у него приступ тропической лихорадки.
— Держись на ногах, старина, — сказал ему на ухо Джеймс.
Не иначе — и это после того как он умудрялся сохранить здоровье все эти годы странствий по Гиндукушу — подцепил-таки тропическую лихорадку. Если не в Калькутте или на борту корабля, значит, в Ливерпуле или Глазго.
Ибо он мог бы поклясться, что молодая женщина, которую он увидел в дальнем конце лужайки, не кто иная, как Катриона Роуэн.
Катриона Роуэн! Здесь, в Гэмпшире, в Англии, в доме его старшего брата! А ведь он искал ее по всему миру. В каждой деревне от Сахаранпура до Дели. И далее — в Агре, в бессчетных деревнях вдоль Джамны и Ганга до самой Калькутты. Потом в Глазго, Ливерпуле и еще тысяче деревенек и городков, что лежат между этими городами.
Возможно, она привиделась ему в горячечном бреду. Возможно, усталый ум сыграл с ним злую шутку теперь, когда он в конце концов осознал бесплодность своей навязчивой идеи. Когда наконец с неохотой признал свое поражение в попытках ее найти, сдался и вернулся домой.
Томас щурился на резком северном солнце. Прикрылся рукой — слепили блики, отраженные струями декоративного фонтана. Взглянул еще раз, твердо намереваясь изгнать из памяти бесплодное мучительное видение. Ее стройное гибкое тело в сером; бледную веснушчатую кожу; прядь чудесных волос, покинувшую плен беспощадных булавок и шляпки, чтобы трепетать на пронизанном солнцем ветерке.
Но ум и сердце разом пришли в волнение, сшибаясь, как волны в шторм, и их рев сделался оглушительным. Катриона. Катриона. Катриона.