Нет. Выстрелы предназначались не ему. И не остальным, кто был в саду, насколько он разбирался в ситуации.
— Прости, Джеймс. Уверяю тебя — я помню о безопасности твоей семьи. Но выстрелы предназначались не мне. Стрелок был один. Насколько я помню, он выстрелил три раза, каждый выстрел с равным интервалом, что наводит на мысль об армейской выучке. И все три выстрела были предназначены вашей мисс Кейтс. Слава богу, я оказался рядом.
— Мисс Кейтс? Это смешно. — Джеймс почти повторил слова Кэт. — Кому понадобилось стрелять в бедную гувернантку?
По прикидкам Томаса, список желающих был не очень длинным. Зато какие в этом списке были мастера своего смертельного дела!
— Полагаю, тебе следует знать, что мисс Кейтс не совсем та, кем кажется. — Сложив на груди руки, Джеймс внимательно, оценивающе взглянул на младшего брата.
— То же самое я мог бы сказать и о тебе, Томас. Мисс Кейтс тихо и спокойно жила среди нас, пока не появился ты. А ведь ты испугал ее чуть не до смерти. Нагнал страху еще до того, как начали стрелять. Почему?
Какую правду следует им знать?
— Я знал ее в Индии.
— Я и сам догадался. Но, кажется, ей очень не хотелось возобновлять знакомство.
— Это так. — За последние два года Томас много-много раз представлял себе их встречу. И каждый раз в его мечтах Катриона радовалась ей и даже более того. Была без ума от счастья. Она обвивала руками его шею и покрывала лицо страстными поцелуями. Она не вздрагивала от отвращения и не говорила «оставьте меня»!
— Ты и тогда был с нею груб? Надеюсь, нет нужды говорить тебе, что я не потерплю, чтобы кто-нибудь — пусть даже мой брат, которого мы уже не чаяли увидеть, — третировал или оскорблял моих слуг. Леди Джеффри высоко ценит мисс Кейтс. Очень высоко.
Томас посмотрел на брата и отца, с которым, собственно, еще не успел как следует поздороваться, и груз собственных недостатков и поражений тяжело опустился на его плечи. Кэт была права. Увидев его, она не пришла в восторг, потому что он подвел ее. Самым жалким образом.
— Полностью признаю. Еще раз прошу меня извинить. Здравствуй, отец.
Его отец, граф Сандерсон, протянул младшему сыну руку и одарил его сердечной и неспешной улыбкой.
— Разумеется, Томас, это удовольствие — больше, чем удовольствие, — видеть тебя после стольких лет. Но… твое возвращение домой оказалось не самым благоприятным.
— Действительно. И мне очень жаль.
Джеймс смягчился, но не намного.
— Жаль? Это не объясняет того, зачем кому-то понадобилось стрелять в мою семью. Или, как ты настаиваешь, в мою гувернантку.
Естественным побуждением Томаса было хранить те немногие тайны Кэт, которые были ему известны: только ей принадлежит право говорить о них. Однако Джеймс был прав: его домашние подверглись ружейному обстрелу, и Томас должен был открыть им правду — по крайней мере большую ее часть.